- Матушка, - сказал Водяной, и настороженные брови незнакомой женщины разошлись. - Скажи пожалуйста, что здесь такое?
- Спасибо тебе на добром слове, - вместо ответа поклонилась женщина.
- За что? - удивился наш герой.
- Что матушкой назвал, - чуть улыбнулась она суровыми, обветренными губами. - Старухой, бывает, кличут. Темной да безграмотной, лапотницей. Вечно голодной, безжалостной к детям своим. Иной, плачучи, наречет вековечной горемыкой. А чтоб матушкой... Разве что пред смертию. Когда для красы такое молвится - я не верю. Истинных сынов все менее. Кого чужеземцы выбили, кого свои же враждолюбцы изломали. А кто и сам отворотился от меня.
Голос ее взял Водяного за самое сердце. Словно бы всю жизнь слушал он его в плеске волн, поступи ветра, шелесте звезд.
- Матушка, - вскричал он, - кто ты! Откройся!
- Где ж моему сыну меня признать! - не то усмехнулась, не то всхлипнула она, и Водяной снова подивился: в глазах ее не было обиды, а усмешка не таила зла. Словно пожалела... - Все вы нынче вон той кралей любуетесь!
Она подняла взор, и увидел Водяной наверху, на краю оврага, чудо-красавицу с пшеничной косой, эмалированными глазами и свекольными щеками, одетую в алый сарафан. Девица привычно гнула в радушных поклонах налитое тело, распускала приветные улыбки, до земли роняла спелую косу, уже порядком запыленную, напрягла шею лебединую, чтоб не свалился с головы пряничный кокошник. Перед собой раскрасавица держала пышный каравай, а на нем - расписную солонку.
- Тот каравай давно мыши проели, а в солонке не соль, а горькие слезы, - вздохнула Странница. - Тяжко ей, младешенькой! А велят, куда денешься! Вот и являет миру вечную улыбку да простоту свою.
- Кто ей велит? - спросил Водяной.
- А погляди-ка! - молвила Странница и указала ему на противоположный край оврага, где на золоченых стульях восседали наряженные, очень спокойные люди. При всей сонливости своих глаз они были велеречивы и говорили, говорили наперебой, иной раз - нестройным хором, не слушая ни себя, ни соседей.
- О чем они? - силился разобрать хоть одно слово Водяной, и та, которую называл он матушкой, покачала головой:
- Ох и долгий спор у них, никак не возодолеет один бахарь другого блазня. Но об одном пекутся, вражеугодники. Стерегут они мой чистый источник, никому из него испить не велят. Ты не чаял, как сюда попал, верно? А сколько народу бьется... Не пускают эти-то, бояре, не ведаю, как по-нынешнему их назвать. Ишь, вылгали себе мирские почести!
