— Бамбино, сюда бутылку!
— Благодарю вас, синьор.
Когда окликов не было слишком долго, мальчишка напоминал о себе:
— Оранжата всегда кстати в такую жару, синьоры. Она послана самой мадонной.
Его резкий и сильный голос звучал над пляжем и делал свое дело: руки поднимались ему навстречу.
На балкон из ресторана выходил большой и толстый человек в белом колпаке и фартуке и, прикрывая глаза рукой, грозил в сторону моря коротким пухлым пальцем: «Не богохульствуй, Джованьо, мадонне нет дела до твоей оранжаты, у нее есть дела поважней».
— Синьоры, еще бутылочку. Спаси вас мадонна… Это мой долг.
Люди усмехались. Мальчишка был строен и смугл, с льняными волосами, вздернутым тонким носом и голубыми глазами.
— Это не итальянец, а черт знает что, — говорили про него в ресторане, — откуда взялся такой.
— Оставьте вы его в покое, он никому не мешает, — отвечал толстяк — повар Джузеппе. Он брал себя за нос короткими пухлыми пальцами: — Откуда, действительно?
Мальчишка появился в ресторане неожиданно — маленький светлоголовый заморыш — в одну из трудных для побережья штормовых ночей, когда волны обрушились на прибрежные селения и разрушили некоторые из них. Он пришел сюда на свет, тепло, пищу. Он стоял и смотрел на красиво одетых танцующих людей, на спокойную, отгороженную от мира каменной преградой бухту, на яркие, освещенные, вкусно пахнущие столы, и у Джузеппе не хватило духу крикнуть грубое слово.
— Хочешь есть?
— Да, синьор.
— Где все твои?
— Я не знаю, синьор.
— Откуда ты?
Мальчишка махнул рукой куда-то в темноту.
С тех пор он остался здесь, в маленькой каморке около кухни большого фешенебельного ресторана. Его звали Джованьо, но он откликался на имя Бамбино — мальчишка. Так и пошло.
— Бамбино, лимонад на пятый стол! Бамбино, сигарет синьорите! Да живей!
Сначала он был мал, неповоротлив и слишком задумчив. Он часто ошибался, и его ругали, но не гнали и даже кормили три раза в день: все-таки пользу приносит мальчишка, помогает. Потом он подрос, отъелся и повеселел, стал быстр и уверен.
Никто не мог быстрее, чем он, откупорить бутылку и вовремя поднести зажигалку к задумчиво застывшей во рту сигарете. Делал он это ловко и спокойно, и, когда его благодарили, он бесстрастно-вежливо отвечал: «Это мой долг, синьор».
Со временем Бамбино стал настоящим маленьким официантом. Он научился молчать, когда им были недовольны, вежливо, с достоинством благодарить за доброе слово и ловко прятать в карман чаевые. Он не усвоил только одно непременное свойство, которое неукоснительно требовалось от здешних официантов: улыбаться. Он все делал исключительно серьезно, и в его светлых глазах всегда тлела настороженность.
