Осколки | страница 18



Где солнечный день ложится
Квадратным пятном на стену…

Первая послевоенная осень

Плывет, как от блюда с пловом,
Тепло над сухой малиной.
Вращается лист вишневый
В аркане из паутины.
Соседский щенок лохматый
С репьями на задних лапах
Донес мне от пыльной мяты
Едва уловимый запах.
А после глупыш сопливый
Со страху забился в просо —
Он видел, как август сливы
Роняет ленивым осам.
Ему молодая осень
Расскажет смешные сказки,
И тычется он в колеса
Больничной моей коляски.

Старший сержант

Лехе Ржавскому (уже посмертно)

Не замучили болячки,
Не угробила война,
А допился до «горячки»
Из разведки старшина.
«Жизнь — дерьмо!»
А где в нем сахар?!
Я уже молчу про мед…
Все отправимся к Аллаху,
Только каждый в свой черед…
Видел смерть. Играл с ней в прятки.
За троих жевал беду.
И саперною лопаткой
Прокарябал дверь в аду.
Там, за речкой, было туго.
Там я нужен был. А здесь
Напиваюсь, как пьянчуга —
Был сержант, да вышел весь!
Здесь, завидев боевое
Серебро твоих наград,
Скалят местные герои
Золотые зубы в ряд.
Здесь придурки и чинуши,
Пробивные, как клистир,
Беспардонно лезут в душу,
Как в общественный сортир!
Здесь… война мне стала сниться:
Без оружия, в крови
Я к своим хочу пробиться
И не знаю, где свои…

Не стрелять!

По колонне у маленького кишлака
Камикадзе в чалме применил ДШК.
Был он, сволочь, соплив и замызган, и бос.
Захватили живым. Учинили допрос.
И кривилось со страхом на детских губах
Через слово — «Аллах»…
Через слово — «Аллах».
Время шло. Время нас подгоняло вперед.
И, обычное дело, мальчишку — в расход.
И тогда я одно был не в силах понять,
Почему командир приказал: «Не стрелять!»
На войне было всякое.
Много всего…
Под Баграмом убили дружка моего.
Мы попали в засаду, а наш вертолет
Вместо духов по нам применил пулемет…
Сколько лет, как все кончилось,
Только во сне
Я опять в этой Богом забытой стране.
Снова облаком серым клубящийся дым
И «вертушки», стреляющие по своим.
И во сне я хриплю, задыхаясь опять:
Не стрелять!
Не стрелять!
Не стрелять!
Не стрелять…

Паранойя

Ночь. Боль предчувствия. Старик.
Полузасыпанный арык.
Две заблудившихся брони.
Ракет враждебные огни…
Накрытый простынями стол.
Больница. Галоперидол.
Луна в арыке кишлака.
Чалма седого старика,
Его насмешливый ответ:
«Душманов нет, душманов — нет…»
Надсадный грохот ДШК.
Как плеть, повисшая рука.
Куда — то падающий пол…
Больница. Галоперидол.
Ночь. Обезумевший старик,
Его отрезанный язык,
Беззубый, судорожный рот,
Который больше не соврет
И руки черные твои
В чужой и собственной крови…
Слова: «Сестра! Скорей укол,