— Модест! Вчера на теософическом сеансе у князя Андроникашвили являлся призрак невинно убиенного младенца Дмитрия! Все рыдали! Совершенно достоверные сведения!
Ольге не понравилось, как по-хозяйски ведут себя здесь эти люди, их любопытство к ней, и она тихо сказала Томилину, что устала и хочет спать.
Они заторопились домой. Голубовский последовал за ними. Шубин провожал их через всю мастерскую, распахнул широко ворота, довел до автомобиля и долго молча стоял, задумавшись и смотря себе под ноги.
Юлий шумно хлопотал с мотором, крутил заводную ручку. Сдерживая раздражение, сказал, что, видно, магнето отсырело и двигатель быстро не заведется. Автомобиль на ночь без присмотра оставить он побоялся, поэтому заявил, что будет возиться с мотором, сколько хватит сил, а им посоветовал взять «Ваньку».
Извозчика они нашли неподалеку, под газовым фонарем. В армяке и клеенчатом цилиндре он покорно мокнул под моросящим дождем. Седокам обрадовался.
Они ехали долго. Голубовский подмурлыкивал что-то себе под нос. Ольга приткнулась к нему под бочок, и ей, несмотря ни на что, было хорошо и сладостно-устало.
Отец неожиданно сказал:
— Между прочим, очень меня привлек чем-то Модест Яковлевич… Есть в нем какая-то фундаментальность! Хотя и с чудинкой… Впрочем, какой россиянин без этого? Мне давеча рассказывали, что один фельдшер в Зашиверске отрезал кошкам головы и пришивал их собачкам. Ему, видите ли, было любопытно, что из этого выйдет! Гиппократ этакий!.. Пирогов!
— Я тебя люблю, папа, — сонно сказала Ольга.
— Сечь тебя некому! — печально и безнадежно вздохнул он. — Ты сама посуди, не сегодня завтра замуж, станешь полновесной дамой, дом Юлию вести будешь, а что выкидываешь? В чужом жилище, можно сказать, догола раздеваешься. Да и Юлий твой растяпа! На его месте я бы тебя туда вообще не повез…
— А я ему благодарна, — так же сонно и задумчиво сказала она. — Вам это странно, дорогой профессор?
Извозчик обернулся:
— Ваше высокоблагородие, вы из профессоров, объясните: по Питеру слух — ходит по ночам по крышам голый человек, черной кожи и с хвостом. Пишет этим самым хвостом прямо на воздухе огненную цифирь шестьсот шестьдесят шесть… И кто ту надпись пламенем узрит — тотчас же слепнет! Слепцов в больницах уже многие тыщи! Не слыхали?
— Не приходилось.
— По вашей образованности и чину, как понимаете: война с германцем будет? — вздохнул извозчик, пошлепывая вожжами по мокрой спине лошаденки.
Голубовский долго молчал, потом сказал глухо:
