— Ну, зачем же вы так пылко, Нил Семенович? Я все это понимаю! Право слово, разделяю ваши тревоги! Но мое дело несколько иное — я должен, как бы это пояснее выразиться, увидеть, обдумать и доложить! Я не решаю…
— Еще как решаете, Юлий Викторович! — недоверчиво возразил Глазунов. — Вот вы говорите ваше дело — посмотреть! Так ведь и смотреть можно по-разному! Если наших людей не знать, не знать пути нашего, то какой отряд? Табор. Без аэропланов, аэродрома толкового, горючий, квартир… Сами себя кормим — кур вон завели и даже поросенка!
— Поросенка? — Томилин от души рассмеялся. — Да вы — новаторы!
От Томилина Глазунов ушел почти успокоенный.
* * *
Комиссия отбыла неожиданно, в ту же ночь. Прикатил паровоз, подцепил вагон, свистнул — и как не было. Пустые рельсы.
Люди взбодрились. Пошли усиленные слухи, что вот-вот получат новые самолеты, пополнение и будут нести пограничную охрану рубежей.
Но тут же отряд стали растаскивать по частям. Сначала было приказано из округа передать отрядных лошадей, овес и сено пограничной охране. Поворчали, но передали. Вскоре утащили на Минск эшелон ремонтной летучки. Плотники, слесари, жестянщики последовали с ним. Аэродромное поле без привычного эшелона казалось сиротливым, заброшенным. Только ветер вихрил по нему первую поземку и стучался в застывшие мерзлыми коробами авиапалатки ледяной крупой.
Потом пришла из Москвы телеграмма: военлетам Афанасию Панину и Балабану ехать в Петроград на авиационные теоретические курсы для переподготовки. Ну, это еще куда ни шло. Но тут же прилетела весть, ошеломившая всех: Свентицкому предписывалось сдать имущество отряда на комиссара Глазунова и направиться в Особую истребительную эскадрилью в Харьков для дальнейшего прохождения службы.
Леон повертел листок в руках, усмехнулся:
— Что это за эскадрилья такая? Не слыхал… Новое что-то городят! А как туда добираться? На дорогах черт-то что творится! Пляс со свистом! Не поеду!
— Поедешь! — твердо сказал Глазунов. — Приказ есть приказ!
К ноябрьским праздникам отбыли по демобилизации красноармейцы аэродромной охраны. Остались три ломаных аэроплана в палатках, пустые бочки, металлический ящик с казной, Красное знамя, врученное Реввоенсоветом одиннадцатой армии отряду еще в девятнадцатом году, круглая печать, шестеро мотористов и Нил Семеныч. Аэропланы — хотя кому они такие нужны! — охраняли по очереди.
Ходить из городка на аэродром было далеко, починили крышу на старом сарае на краю поля, поставили чугунную печь, заготовили дров, сколотили нары.
