— С удовольствием.
Кариомер вел себя вежливо, но не отрицал, что Зигимер и впрямь ему обязан. Не приходилось сомневаться, что в ближайшее время он взыщет этот долг, если не с Зигимера, так с Арминия.
Главный дом усадьбы представлял собой внушительное деревянное строение примерно в сорок локтей в длину и пятнадцать в ширину. Четыре крепких столба по осевой линии поддерживали крутую соломенную кровлю, защищавшую обитателей дома от дождя и снега. К восточной стене примыкали стойла, в которых семья держала домашних животных: лошадей, свиней и овец.
У окна, смотревшего на запад, располагался очаг; в хорошую погоду большая часть дыма выходила наружу. В морозные зимние ночи окно закрывали ставнями, а животных заводили в дом. Конечно, тогда становилось слишком тесно и дымно, не говоря уж о запахе, но легче было смириться с этим, чем с потерей скота.
Потянув за сыромятный ремень засова, Зигимер открыл дверь и крикнул с порога:
— Веледа! Глянь-ка, кто наконец явился!
Мать Арминия, сидевшая за прялкой на деревянном табурете (предмете римской роскоши, купленном у заезжего торговца), вскочила и поспешила к сыну, чтобы обнять его и поцеловать.
— Как я рада видеть тебя дома! — приговаривала она между поцелуями.
— Дома хорошо, — отозвался Арминий. — Я жалею только о причине, побудившей меня вернуться.
В горле отца, как раз наливавшего вино, заклокотало — звук этот походил на рычание рассерженного охотничьего пса.
— Забрав Туснельду и пообещав ее этому мерзавцу Тадрасу, Сегест оскорбил не только тебя, но и всю нашу семью и всех наших сторонников. Знай — что бы ты ни сделал для восстановления своей попранной чести, тебя поддержат многие воины.
— И я сказал то же самое, — промолвил Кариомер.
— Я знал бы это, даже если бы ты промолчал, — ответил Арминий. — Я думал об этом деле всю дорогу, от самой Паннонии… А, спасибо, отец.
Он принял у Зигимера глиняную чашу — сосуд изготовил гончар-германец, зато плескавшееся в чаше красное вино со сладким запахом было привезено из земли, которой правили римляне.
— Твое здоровье, — сказал Зигимер, приветственно поднимая свою кружку.
— И твое. — Арминий повторил его жест.
Так же поступили мать Арминия и Кариомер.
Арминий выпил; ему доводилось пробовать вино получше, но попадались вина и гораздо хуже, поэтому он одобрительно кивнул.
— Ты думал о том, как тебе поступить… — напомнил Зигимер, поигрывая фибулой, скреплявшей его плащ.
Будучи человеком знатным и богатым, он носил золотую фибулу, украшенную красными, как вино, гранатами, тогда как обычные общинники застегивали свои плащи бронзовой булавкой, а бедняки и вовсе обходились простыми колючками.
