— А тебя как звать–то? — обнял беднягу Гундырев.
— Номер триста тридцать семь. На «мове» — «трЫсто трЫдцять сим».
— Ох и задурили вам голову малорусским наречием, — вздохнул москвич.
Номер 337 заплакал.
— Ну, после покаешься, — успокоил Гундырев. — Ты сам–то львовянин?
— Куда там! Русскоязычных львовян всех повыбили. Я из Луцкого гетто збежал.
— Луцкое гетто? Для сионистов что ли?
— Да нет! — нетерпеливо пояснил номер. — Сионисты–то с ними за одно. Гетто как раз для русскоязычных.
— Так и зовётся?
— Официальное название: «Колония для такЫх, шо нэ володиють дэржавною мовою».
— А есть такие, кто «овладел»?
Номер 337 сплюнул.
— Предатели всегда найдутся, — пояснил он.
Когда–то тут был Русский культурный центр. В первые дни «нэзалэжности» его окружили танками и расстреляли их гранатомётов. Теперь остались одни руины. На обгоревших стенах чернели националистические надписи. Посреди некогда роскошного актового зала стояла изуродованная статуя Пушкина: вандалы одели её в вышитую «сорочку» и вложили в рот кусок сала.
Именно сюда привёл Гундырева номер 337.
— Смотри, родимый, — прошептал он.
Кулаки Гундырева невольно сжались. Он выхватил походный блокнот и стал писать. Правда! Вот, что он должен сказать в Москве! Родину нужно предостеречь.
— А–а–а! — выкрикнул вдруг номер 337.
Из тёмного угла разрушенного здания на них надвигался бандеровец и шароварах и «вышиванке». Длинные «вуса» и «осэлэдэц» свисали до пояса.
— Назад! — в ужасе крикнул Гундырев, прячась за сломанной колонной.
— Ребята, я это, — раздался знакомый голос. Гундырев просиял — перед ним стоял Семёнов. Друзья обнялись.
— Что за маскарад? — не перестал удивляться журналист.
— Нам, чекистам, иначе нельзя, — пояснил работник органов. — Врага надо усыпить.
— П–предатель х–хохлятский! А говорил, б–будто Н–НАШ! — обрёл дар речи номер 337. — Н–ну, м–муч! Р–реж!
— Полноте, — от души рассмеялся Гундырев. — Это наш парень, московский. Просто переоделся.
— Сотрудник российских органов Василий Семёнов! — отдал честь переодетый бандеровцем чекист.
— А–а–а… — облегчённо протянул 337, падая без чувств.
Но Семёнов привёл его в чувства.
— Ты — информационный источник, — пояснил Василий. — От твоих показаний зависят миллионы людей. Говори!
И бедняга заговорил. Шаг за шагом, открывались москвичам новые ужасы. Пытки, допросы, унижения.
— А коменданткой в гетто была Мэри Кристмес.
— Кристмес? — уточнил Гундырев. — Американка, что ли?
— Вроде того. Феминистка.
