Некоторое время стояла тишина, и вдруг Вебер рявкнул:
— Срань господня!
— Ну, вы всегда умеете найти точное определение, — жестко заметила Виктория.
Снова воцарилась тишина. Веберу казалось, что жара лежит на нем, как гора ваты. Это делало его отупелым и бесчувственным. Наконец он выдавил:
— Между прочим, они вернулись. Оба! Живые и здоровые. Во всяком случае, так утверждает уважаемый герр Штайнерт-старший.
— Ах! — донеслось из-за стола.
— Так что никогда не было никакого дела и не будет. Такого мнения герр Штайнерт.
— Ага!
— Меня они считают полной бездарностью.
— Что правда, то правда!
— И не желают впредь никакой информации…
— Зато желают вернуть деньги.
— Вот именно!
— И вы, разумеется, их вернули, да? Вечно все те же красивые жесты, хотя на счету двенадцать марок восемьдесят и куча неоплаченных счетов.
— А что бы вы сделали на моем месте? — спросил он.
Минуту посидев спокойно, она решительно заявила:
— Я, наверное, швырнула бы этот чек ему в лицо! Вебер усмехнулся.
— У нас курево еще есть?
Пачка вспорхнула над столом и точно приземлилась у Вебера на животе. Это были крепкие сигареты без фильтра. Именно такие любила Виктория. Вебер их терпеть не мог, временами ему от них делалось просто нехорошо, но своих у него не осталось. Так что скрепя сердце он закурил, сразу закашлялся и сердито отправил пачку обратно. Виктория тоже закурила, глубоко затянулась и дружелюбно уставилась на Вебера сквозь облако дыма.
— Виктория, послушайте, — заговорил Вебер, справившись с приступом кашля. — Дальше так быть не может, уже три месяца вы не получаете от меня ни гроша. Налоги и аренда не выплачены. Финита! Закрываем лавочку!
— Ну-ну, — принялась она успокаивать, — все не так страшно.
— У меня нет способностей к арифметике, я ничего не понимаю в делах. Но мне все еще кажется, что тут можно заработать.
Он снова затянулся сигаретой, на этот раз гораздо осторожнее, и посмотрел на Викторию.
— Не хочу, чтобы вы вкладывали свои сбережения в эту обанкротившуюся лавочку.
Она немного помолчала, потом вдруг стукнула кулаком по столу.
— Да перестаньте вы стонать! И вечно жалеть себя, тряпка чертова!
Голос ее хлестнул его по ушам, словно плеть. Он машинально выпрямился и набрал было побольше воздуха, чтобы достойно ответить, но она опередила его, теперь уже спокойнее:
— Вебер, нет ничего труднее, чем организовать дело заново, особенно в этих милейших краях. Хотя некоторым это удается. Если даже Штайнерт считает вас полным ничтожеством, я на вас ставлю, а я редко ошибаюсь.
