Бойкие ходики над столом показывали восемь часов, а Андрей Вениаминович все еще не приходил. Но Анна Сергеевна еще не успела по-настоящему взволноваться, как по-знакомому зашаркали ноги на лестнице и хлопнула входная дверь.
Анна Сергеевна поставила на поднос блюдо с салатом, суповую миску и пошла в комнату.
Андрей Вениаминович обычно, приходя с работы, снимал пальто в передней и, не заходя в комнату, шел в ванную мыться. Поэтому Анна Сергеевна удивилась, когда увидела, что Андрей Вениаминович, не сняв пальто и шляпы, держа в руках большой портфель, сидит в кресле.
Она посмотрела на его лицо, ярко, по-сумасшедшему блестевшие глаза и испугалась. Наверное, он узнал про ее отношения с Кондрашовым. Нет, не может быть, никто не мог ему сказать этого.
- Что с тобой, Андрюша, что-нибудь случилось? - спросила она.
- Что со мной, - переспросил он беспечным голосом и взмахнул портфелем. - Что случилось, ты спрашиваешь? А ничего особенного, просто по доносу твоего друга и поклонника Кондрашова меня уволили со службы.
Сказав это, он снова сел в кресло.
- Что ты говоришь? - тихо произнесла она и тоже села, держа в руках поднос.
- Да, да, вот это, именно это, - быстро заговорил он. - Уже давно было известно, что, по приказу Наркомата, у нас в плановом отделе будет проведено двенадцатипроцентное сокращение, и для всех было ясно, для всех решительно, если будут сокращать экономистов, то меня оставят, а Серебряного сократят. И вдруг сегодня к концу дня приказ. Я ничего не понял, растерялся. Казанский уехал в Гутап, и я пошел прямо к помдиректора по труду. Я ничего не понимал, мне в голову не приходило ничего, но когда он начал мямлить и говорить, что он против меня ничего не имеет, но вот когда рассматривали и решали - меня или Серебряного, то будто высказывались, что я боюсь цехов и слишком хладнокровный, не то прохладный, не то холодный работник. Вот тут я сразу понял, в чем дело, чьих рук эта махинация. Знаешь, Аня, я всего жду от людей, но этого я никак не ожидал. Человек бывал в моем доме, пользовался моим гостеприимством, а когда я подумал, что ты, ты - я ведь все вижу - находишь его идеалом, увлекаешься им, мне захотелось броситься под молот в кузнечном цехе.
- Ах, да оставь ты этот молот несчастный! - сказала Анна Сергеевна и, поставив поднос на стол, прошлась по комнате. - Ну, хорошо, - сказала она и сощурила глаза, - я сейчас все выясню.
- Аня, это ужасно, и самое ужасное, - тихо сказал он, - самое ужасное, что ты... - он вдруг всхлипнул и, закрыв лицо руками, пробормотал: - Что ты... что ты... Я ведь вижу, я чувствую...
