Но Софья Сергеевна и мать смотрели на меня такими глазами, что я, проклиная себя, согласился поговорить с Машей.
Она показалась мне вполне привлекательной и разумной, но несколько замордованной жизнью женщиной. Ничего нового она мне не сообщила, а направила к ближайшему другу своего мужа господину Кармазину, от которого муж вроде бы ничего не скрывал.
Игорь Алексеевич Кармазин мне тоже понравился. Такой в меру циничный, в меру самоуверенный модный пластический хирург лет тридцати, прекрасно знающий себе цену. Вот только у меня сразу сложилось ощущение, что он знает что-то сверх того, что говорит мне. Потом выяснилось, что это ощущение меня не обмануло.
История там была запутанная. А когда все не без моего участия прояснилось, я, следуя какому-то наитию и томлению духа, вспомнил укоризны Веригина и быстренько навалял некое сочинение, в котором описал этот случай шаг за шагом. Навалял и отправил Веригину - пусть печатают, если хотят. И, соответственно, не печатают, если не хотят. С моей стороны ход был, конечно, подловатый, потому что это явно был на тысячу процентов «не наш формат», как выражалось наше начальство. Но я успокоил себя доводом, что зато теперь у редакции появится прекрасный повод расстаться со мной. А у меня с ними. Я даже с удовольствием представил себе, как разыграю оскорбленного в своих лучших чувствах сочинителя, чей высокий творческий порыв не был оценен по достоинству, а безжалостно отвергнут бездушным и тупым начальством.
Вот что я писал тогда.
[13]
История сия произошла в наши дни. Но это вовсе не означает, что она могла произойти только в эти самые дни, хотя примет нашего богопротивного времени тут вполне достаточно.
Господин Кармазин, преуспевающий пластический хирург лет тридцати, внимательно посмотрел на своего старинного друга Тепу - Степана Степановича Вяльцева, рыхлого, склонного к полноте и праздности мужчину, служащего страховой компании. Кармазин знал Тепу, как облупленного, давно уже видел насквозь, а его реакции предугадывал на три хода вперед.
Тепа беспокойно заелозил на диване. Кармазин по-прежнему смотрел на него невозмутимо, изучающе, как на клиентку в клинике, решившую, что счастье в жизни зависит от формы и размера ушей. Но тут был явно другой случай - Тепа должен попросить денег. Как всегда.
Нельзя сказать, что господин Кармазин презирал людей. Просто за годы работы хирургом-косметологом он слишком привык к тому, что на него смотрят как на спасителя и избавителя, ждут от него чудес и не верят утверждениям, что он на них не способен. А еще он привык, глядя на людей, прикидывать, как далеко они готовы зайти, чем пожертвовать и что с ними можно сделать на самом деле.
