Это не вся история, но пройдут месяцы, прежде чем Анхель услышит ее окончание. О том, как Елена в закатанных выше стройных колен матросских белых штанах вдет по воде к берегу Тьерра-дель-Фуэго. До берега не больше двадцати пяти футов, но когда она выходит на прибрежный песок, то видит, что пальцы ног посинели от холода. Чтобы ребенок не замерз, она прижимает его к груди. Она пересекает пляж и взбирается вверх по вырубленной в скале лестнице. На вершине обрывистого утеса стоит иезуитская миссия. Маленькие железные ворота, столбы изгороди украшены фигурами двух горгулий. У одной треснуло крыло. Синее небо открыто, потоки благоприятны, но она никогда не улетит с этого места. Петли ворот покрыты ржавчиной и приятно скрипят, когда их открывают. Неподалеку гнездо кондоров. У кондоров здесь нет естественных врагов, поэтому для них это просто еще один звук, которого не стоит опасаться. Она оставляет младенца на ступенях церкви. Ребенок запеленут в тряпки, на голове у него синяя шапочка. Глухая Патагония. Вся его компания отныне — птицы, попы и холод.
Хотя это и странно, но Амо думает, что Санта-Фе — это долгожданное будущее. Действительно ли? Иногда Амо и сам недоумевает по этому поводу, когда сидит с незнакомцами в незнакомых барах и пьет либо слишком много, либо слишком быстро, а иногда и то, и другое, и каждый раз на его бренную жизнь проливается с неба дождь. Вот о чем он думает, когда вспоминает иезуитов, — о неумолчном звуке падающей с неба воды. В Патагонии он всегда уверенно классифицировал стихии по важности. Думает он и о них, о вещах, которые стали теперь определенными и ясными для него. Его всегда преследовал страх, что жизнь ускользает от него, ставит в тупик, что в один прекрасный день он поймет, что занимается глупостями, чем-то, возможно, идиотским, мало отличающимся от бесплодных исканий, после чего все, абсолютно все в его жизни пойдет вкривь и вкось.
Амо пристально смотрит на Анхеля и задает неизвестно откуда взявшийся вопрос:
— Ты любишь книги, парень?
— Вы хотите спросить, умею ли я читать?
— Для начала — да.
— Ну, я умею читать.
— А как насчет старых книг? — Амо начинает уточнять, но замолкает.
Анхель улыбается.
— Какое отношение это имеет ко мне?
— Может быть, никакого. — Амо крутит между ладонями пустой стакан. — Еще виски?
— По мне, пожалуй, еще слишком рано, чтобы пить.
— Никогда не рано выпить еще виски.
На стойке появляется еще виски. Амо артистичным движением выливает спиртное в рот. Анхель не притрагивается к своему стакану. Оба молчат, не произнося ни слова. Амо извлекает из нагрудного кармана длинную мятую сигару. Она похожа не то на чурро, не то на высушенную змею. Амо тянется к поясу, расстегивает пряжку ремня и извлекает нож с длинным лезвием. Кожа ремня изнутри отделана металлом и представляет собой ножны. Лезвие скользит по железу с противным звуком, похожим на чихание. Пряжка, состоящая из двух серебряных пластин, смыкается, образуя причудливую букву Н, которая в конце сплющивается в I. Быстрым точным движением Амо срезает кончик сигары. Нож исчезает в ремне, снова став пряжкой, брюки снова плотно облегают тело, а сигара наполняет бар густым синим дымом.
