Ли-Вань пошевелился:
— И люди, по-вашему, это именно те детали мироздания, которые еще не вписались в общую картину правильным тоном?
— Да, — монах ясно взглянул на него, — Добро и Зло суть лишь белая и черная краски в палитре Творящей Силы. Они независимы от Нее. В процессе игры Творящая Сила пользуется и той, и другой красками, чтобы подправлять тона несовершенной части творения.
— Я не понял, — наморщил лоб Ли-Вань, — Объясни мне еще раз лучше. Как Творящая Сила рисует добром и злом?
Монах поставил чашку на стол.
— Представь себе ту часть мироздания-фрески, — сказал он, — на которых баланс света и тени уже идеален, — в этой части фрески Творящая Сила не хочет больше ничего менять. Творящая Сила уходит из этой части творения. Как художник, весьма довольный основной, удачно получившейся частью работы, творящая сила перестает заниматься этой частью картины и полностью сосредоточивает свое внимание на других фрагментах творения — тех, которые еще требуют исправления. Она желает трудиться лишь над теми частями фрески, в которых совершенный тон — нужная степень присутствия Добра и Зла — еще не достигнута.
Голос монаха вдруг сделался похож на эхо лесного ручья в тишине леса. Он стал объемным, в нем послышалось пение птиц на заре, шелест утренней травы, жужжание пролетающей над поляной пчелы. Ли-Вань растерянно завертел головой, стараясь найти источник этих звуков, потом понял, что сама речь старика удивительным образом превращалась в его голове в успокаивающие голоса природы.
И снова он подумал: сумасшествие Бань-Тао?
Он потряс головой, желая сбросить наваждение.
— По-твоему, выходит глупость, — сказал он грубо, — выходит, есть такие ситуации, в которых человек может исправить себя злом.
— Таков закон Лилы. Повторяю тебе: в игре Лила добро и зло — только две краски, сами по себе они не хорошие и не плохие Абсолютным благом для Творящей Силы является лишь конечная красота. Подумай о гармонии в музыке, о симметрии в узоре — создать гармоническое напряжение между элементами мироздания невозможно без того, что ты называешь злом.
Монах замолчал.
— Расскажи мне еще о Лиле, — попросил его Ли-Вань, — расскажи мне про Яхи.
Старик кивнул, ладонями вниз положил на стол прозрачные кисти рук: Голос его стал тише.
— Яхи — сущность вне игры Лила. Как опустившийся за жемчужинами на дно моря ныряльщик привязывает к ноге веревку и оставляет ее конец слуге в лодке, так погрузившаяся во тьму несовершенства Творящая Сила оставляет часть себя в Яхи. Яхи не участвует в игре, он лишь беспристрастный Хранитель ее правил. Семь Будд — семь Великих Учителей — просветляет Яхи на земле за три с половиной тысячи лет — с момента, когда в середине цикла погружается несовершенная часть творения в землю, — и семь путей к свету из земли открывают Будды один за другим Творящей Силе, воплощенной в несовершенную часть творения. К концу же цикла, когда прошли все семь Учителей, Яхи спускается на землю и выводит остающуюся в земле несовершенную часть творения сам — и тем всякий раз спасает Творящую Силу и красоту, которой еще надлежит родиться, от небытия. Но этот последний особый путь к свету, который покажет людям Яхи, в отличие от всех предыдущих, лежит сквозь тьму земли.
