Падальщик - Ник Гали

Подобрав полы апельсинового цвета тоги, шлепая сандалиями по песку и охая, Ли-Вань бежал по тропинке наверх к дому Учителя, — к груди он прижимал еще теплый обломок Священного Камня. Молодой монах находился в состоянии крайнего возбуждения, сопровождаемого еще к тому же мучительным душевным разладом: чудо, великое чудо, которого монахи Бань-Тао ждали много веков, свершилось, — но свершилось как?! — происшедшее компрометировало самую суть и смысл Великого Пророчества.

Вообще, сейчас на бегу мысли монаха, скачущие в голове в такт его прыжкам по песку, нет-нет да и задевали где-то на задворках черепа глубоко спрятанное там сомнение четырехгодичной давности — да правда ли была вся эта история с Яхи и Священным Камнем?

Глупости, глупости, — не должен он так думать. Случилось что-то, чего он не понимает — Учитель объяснит.

И все же, все время пока он бежал по тропинке, Ли-Вань не мог обрести в себе опору. Он чувствовал себя, как человек, из-под которого выдернули стул, когда он на него садился. Нет, хуже! — он чувствовал себя так, как будто из-под него выдернули стул, когда он на нем уже сидел, причем вместо стула ему в тот же миг подсунули дикобраза. Все это было слишком: четыре года назад он нашел смысл, ради которого продолжил жить, а теперь… Фарс, фарс! Ли-Вань корчился на дикобразе, — он не понимал случившегося, но отчаянно чувствовал его необратимость; зажатый под мышкой обломок камня еще пах гарью.

Кусты азалии по сторонам тропинки сочились набухшими от утренней росы красными бутонами, в просветах между кустами звенела зеленью выкупанная тропическим дождем трава, а банановые деревья на лужайках лениво водили по теплому ветру широкими листьями. Был один из тех утренних часов, когда туристы, жившие в гостиницах под горой, как следует выспавшись, выходили на балконы своих номеров, радостно окидывали взором открывающийся с них сочный зеленый вид, и решали, что жизнь их с этого момента пойдет неуклонно по восходящей, — конечно же, к счастью.

Фаранги[1]…

Ли-Вань на бегу мысленно представил себе избранного — как он сейчас заходит в одну из гостиниц под горой, ступает испачканной сандалией на чистый пол. Видя его заляпанные грязью шорты, секьюрити улыбается: «Провели веселую ночку в Патонге, сэр?»

И этот человеку должен будет указать Сангхе[2] путь… Перестать думать!

Выдавив себя из глаза, как учил Учитель, он полетел легко и свободно, параллельно своему худому, путающемуся в оранжевых складках одежды телу. Тело, бежало враскарячку по тропинке вверх по склону, увязая в песке, смешно, словно цыпленок зачатками крыльев, орудуя острыми локтями. Вот Ли-Вань подлетел к своему лицу — на вид он вообще еще мальчик, чуть-чуть припушена верхняя губа, взволнованный мечущийся взгляд широких ланьих глаз под темным бритым лбом. На вид никто не даст ему двадцать два года.