— Пошли, — сказал Куэрри.
На верху лестницы их встретил капитан. Он сказал:
— А вы все еще здесь, Куэрри? Рад вас видеть.
Капитан говорил полушепотом, будто по секрету. В салоне их ожидали раскупоренные бутылки пива. Капитан притворил за собой дверь и впервые заговорил во весь голос. Он сказал:
— Пейте скорей, доктор Колэн. Там вас ждет пациент.
— Кто-нибудь из команды?
— Нет, не из команды, — сказал капитан, поднимая стакан с пивом. — Настоящий пассажир. За два года у меня было только два настоящих пассажира: первый — мосье Куэрри, а теперь еще вот этот. Платный пассажир, не миссионер.
— Кто же это такой?
— Он пожаловал к нам из большого мира, — сказал капитан, как эхо подхватив фразу Колэна. — Намучился я с ним. По-фламандски не говорит, по-французски еле-еле, а уж когда заболел, совсем беда. Я очень рад, что мы приехали, — добавил он и замолчал, то есть перешел в более привычное для него состояние.
— Зачем он сюда явился? — спросил настоятель.
— А я почем знаю. Вы же слышали — по-французски он не говорит.
— Врач?
— Безусловно нет. Врач никогда бы так не перепугался из-за легкого приступа лихорадки.
— Пойти, что ли, сейчас его посмотреть? — сказал Колэн. — На каком же языке он говорит?
— На английском. Я попробовал перейти на латынь, — сказал капитан. — Даже на греческий, но ничего из этого не получилось.
— Я знаю английский, — нехотя проговорил Куэрри.
— Приступ сильный? — спросил Колэн.
— Сегодня самый тяжелый день. Завтра будет полегче. Я сказал: «Finitum est», но он, видимо, понял так, что ему самому конец.
— Где вы его подобрали?
— В Люке. За него кто-то похлопотал у епископа, кажется, Рикэр. Он опоздал на пароход ОТРАКО.
Колэн и Куэрри пошли по узкой палубе к епископской каюте. С кормы свисал бесформенный спасательный круг, похожий на сушеного угря, почти над самой водой окутанная паром душевая кабина, уборная с дверью на одной петле, тут же кухонный стол и клетка, где в темноте похрустывали два кролика. Ничто здесь не изменилось — за исключением, надо полагать, кроликов. Колэн распахнул дверь каюты, и на Куэрри глянула фотография укутанной в снега церкви, но в смятой постели, которая, как ему почему-то показалось, должна была все еще хранить отпечаток его тела, точно на заячьей лежке, он увидел очень толстого голого человека. Человек лежал навзничь, на шее у него собрались три складки, и пот, скапливаясь в бороздках между ними, стекал ему под голову, на подушку.
— Придется, видно, перевести его на берег, — сказал Колэн. — Если у миссионеров есть свободная комната.
