— «Зорким-один», — пренебрежительно поморщился Юрочка, нежно ощупывая многочисленные механизмы, смонтированные на крупной, обтянутой коричневой кожей камере. Назначения большинства из них он себе просто не представлял.
— А где экспонометр? — спросил он, недоуменно заглянув в видоискатель.
— Установка скоростей автоматическая, по фотоэлементу. Объектив качающийся. Все механизмы действуют от часовой пружины.
Владелец чудесного аппарата со смаком перечислял его поразительные достоинства.
— Да, — умеют, знаете, за границей вещи делать, — заключил он. — Давно фотографией занимаетесь?
— Да нет, стаж маленький. Я, видите ли, журналист, так что начал снимать по необходимости, а потом увлекся.
— В «Приморской заре» работаете? — с уважением осведомился собеседник.
Юрочке мучительно захотелось ответить «да».
— Нет.
— В областной комсомольской газете?
— Нет, — и так же пренебрежительно, как о своем «Зорком», добавил: — В заводской многотиражке.
— О, — неожиданно улыбнулся сосед, — настоящая школа для журналиста. Только в таких маленьких редакциях на больших заводах и можно найти свое творческое лицо и накопить опыт для будущей работы в крупных газетах. Правильно делаете, молодой человек. Поверьте слову старого газетного работника.
— Вы тоже журналист?
— Был. Сейчас сердце не позволяет мотаться по командировкам, объектам. Был не последним фотокорреспондентом в Сибири. Впрочем, что же это мы не познакомились. Родлинский Аркадий Владиславович.
— Юрий Николаевич Веселов.
— Очень приятно. Да, бывало, мои этюды и фотоочерки печатались в крупных журналах, не только в газетах. А сейчас я просто фотограф. Знаете, Подгорная улица, ателье «Артистическое»? Кроме того, веду фотокружок в Доме офицеров флота. А все из-за сердца — пошаливает проклятое.
С завидным для сердечника аппетитом Родлинский отрезал ломтик за ломтиком от сочного, чуть красноватого в середине бифштекса, обильно приправлял его горчицей, слегка посыпал красным перцем, рассматривал долю секунды и, блаженно щурясь, отправлял в рот. За мясом следовали стружки жаренного в масле картофеля и розоватый прозрачный лук. Каждый кусок бифштекса был как бы самостоятельным эпизодом в жизни Родлинского, и все эпизоды завершались добрым глотком коньяка.
Юрочка, только что окончивший есть бездарный шницель, несколько минут крепился, потом не выдержал и подозвал официантку.
— Лидочка, мне, пожалуйста, кофе с коньяком. Коньяк двойной. А компот не надо, — скороговоркой добавил он вполголоса.
