Бабушка вдруг горько заплакала, уткнувшись лицом в подушку рядом. Сквозь слезы раздалось:
— Господи! Радуйся, что жива! Нечего о тряпках думать. Ну-ко, дай, посмотрю…
Оторвалась от подушки. Бросила протянутый внучкой свитер в сторону, даже не поглядев. Наклонилась над ней, горестно вздыхая. Маринка с любопытством тоже взглянула на свой бок и… замерла. Все ее тельце с левой стороны было в крови и она поняла, что это были за пятна на свитере. Только никак не могла понять, откуда они взялись. Немного пошевелила мозгами и вспомнила — выстрел! Отец выстрелил в кабана, чтобы спасти ее и все равно попал крупной дробью в бок дочери. Она посмотрела на плачущего у стола отца, на бабушку, стиравшую слезы со щек и сказала, чтобы утешить:
— Пап, бабуль, вы чего? Мне почти и не больно.
Бабушка после этих слов притиснула ее голову к груди и заплакала в голос:
— Дурочка, отца посадят теперь за тебя!
Маринка была достаточно умной и сразу спросила:
— А почему? Ведь он меня спасал.
— Тебя в больницу надо. Дробь вытаскивать, а что хирургу сказать? Что вы кабана собирались подстрелить? Не сезон!
Маринка, словно взрослая, минуты три переосмысливала услышанное, а потом выдала в полнейшей тишине:
— Баба, у тебя есть крючок для вязания? Вытаскай сама. Я потерплю. Дробь не глубоко застряла, чувствую. Ты умеешь, я видела, как ты овце бок прокалывала.
Взрослые оцепенели и переглянулись. Отец тихо спросил:
— Доча, ты серьезно?
— Пап, я все понимаю, хоть ты и считаешь меня маленькой. Я не хочу, чтоб ты в тюрьме сидел. Пусть бабуля вытаскает дробь, ты только меня подержи…
Водку налили в стакан и туда бабушка опустила два вязальных крючка, тонкий и толстый, чтоб обеззаразить. Маринка вытерпела все пять дробин, лежа на руках у отца и чувствуя, как дрожат его большие руки. Она скрипела зубами, морщилась и тоненько хныкала, когда крючок влезал слишком глубоко. Светлые длинные волосы взмокли от пота. Его соленые капли катились по лицу ребенка вместе со слезами. Бабушка несколько раз отказывалась продолжать. Бросала крючки в ставшую красной водку и стряхивала крупные слезы со щек тыльной стороной ладони:
— Не могу, Мариночка, не могу! Я же вижу, как тебе больно.
Она, прерывисто дыша, требовала:
— Вытаскивай! Я не хочу, чтоб папу в тюрьму посадили.
Лишь через час все пять дробин вытащили из детского тела. Маринка потеряла сознание после всего. Бабушка и отец перевязали ее и уложили в постель. Она захлопотала по хозяйству, а он сел возле кровати, уткнулся в матрас лицом и в голос зарыдал:
