В стране чистых красок | страница 31
Не знаю, верил ли он сам в то, что говорил, но благодаря ему отношение ко мне совершенно переменилось. Теперь каждый вечер меня заставляют писать и еще проверяют, обо всех ли «подвигах» я успел услышать и упомянуть.
В памяти моей сохранилось лишь несколько разрозненных эпизодов, связанных с тем Праздником, но я почти уверен, что тогда происходило нечто исключительно важное. И еще, по-моему, это нечто было весьма неприятным. Или скорее чудовищным.
Я помню, что все мы приняли какое-то снадобье. Это был обязательный с незапамятных времен ритуал. Всем раздали какой-то корень, мы его вымыли, нарезали и потом долго жевали. Еще, помню, у нас были такие специальные шелковые мешочки, в которые мы сплевывали непрожеванные грубые волокна. И все ужасно веселились насчет того, как забавно принимать наркотик. А потом Элиаминг вдруг стал серьезным и сказал, что наркотик принимать вообще не обязательно, это вовсе не священный ритуал, а просто средство, призванное снять напряжение у тех, кто участвует в торжестве. И еще он сказал, что действие наркотика рассчитано часов на сорок и в этот период, как известно, могут возникать слабые галлюцинации, особенно в пиковый момент воздействия снадобья на человеческий организм, но это вполне поддается контролю, и полная дезориентация и потеря памяти случаются крайне редко.
Элиаминга вечно интересуют подобные тонкости. Он даже заранее обсудил с врачом, как прием подобного наркотика может сказаться на моем организме землянина. Врач предположил, что поскольку мой организм прекрасно справляется с любой местной пищей, то скорее всего никакого особого вреда не будет и от данного средства. Но если, прибавил он, у меня возникнут какие-то сомнения или страх, я должен от приема наркотика отказаться.
Никаких опасений у меня не возникло. И наркотик я принял вместе со всеми.
Дальше у меня в памяти полный провал. Помню только, как мы оказались в каком-то странном месте, где без конца вспыхивали яркие цветные огни. От этих вспышек у меня разболелась голова, особенно раздражали красные. Через какое-то время вспышки стали обретать конкретные формы. Сперва они сгустились в облака, затем превратились в колонны, и, наконец, перед нами возникли обнаженные и совершенно безликие человеческие фигуры, пылавшие, как факелы. Их яркое свечение продолжало терзать мои глаза, и я, видимо в целях самозащиты, в итоге превратился я пульсирующий разноцветный источник света.