«Ступид бич», — думает Ли, а вслух говорит:
— Мои ноги остались мокрыми.
Она специально говорит это после того, как полотенце полетело в корзину. Глэдис никогда не делает таких ошибок, Глэдис стопроцентная американка. Такая же, как сама Ли.
Маня молча идет в комнату за другим полотенцем.
— Мне холодно! — кричит Ли ей вслед. — Ты что, решила заставить меня сидеть тут раздетой?
Маня возвращается с новым полотенцем и, присев на корточки, начинает вытирать ноги старухи заново.
— Ты оглохла? — Ли повышает голос. — Мне холодно! Принеси еще одно полотенце для тела.
Маня идет в комнату. Ли знает, что больше полотенец нет — кончились. Глэдис стирает по понедельникам, а сегодня уже воскресенье.
— Ты оставила лужу на полу! — кричит она вслед Мане. — Ты хочешь, чтобы у меня в ванной завелась плесень?
Маня возвращается не сразу, и старуху немедленно охватывает паника.
— Маня! — ее голос истерически дрожит. — Где ты?! Почему ты не идешь?..
«Чтоб ты сдохла», — думает Маня, а вслух отвечает по-английски:
— Я ищу швабру.
— Швабру надо класть на одно и то же место, — сварливо кричит Ли, но в ее крике явственно слышится облегчение. — Ты всегда все разбрасываешь!
Маня приходит в ванную и молча вытирает лужу. Могла бы и поговорить с пожилым человеком. Глэдис, когда работает, тоже… Ли вздыхает. Черная женщина во время работы всегда мурлычет один и тот же спиричуэлс. Он был популярен в пятидесятые, когда Ли было столько лет, сколько сейчас Мане. «На реках Вавилонских». Откуда молодая женщина знает этот мотив, непонятно. Впрочем, все черные люди помнят и любят спиричуэлсы, даже если этим песнопениям сто лет в обед. Однажды Ли попыталась капризничать:
— Глэдис, почему ты всегда поешь одно и то же?
— Оh, shut up, — невозмутимо ответила Глэдис. — Let me do my job.
Она всегда говорит Ли «шат ап». Если бы Маня сказала ей «шат ап», она бы мигом вылетела с работы. Но выгонять Маню нельзя: никто больше не хочет работать у Ли по выходным. На выходные дают девушек из русского агентства, а те, услышав про Ли, мигом отказываются. У Ли дурная слава. Ей девяносто пять лет, и у нее плохой характер. В этом стариковском доме все жильцы знают, что Ли никогда ни с кем не разговаривает и даже не здоровается. Однажды Маня спросила во время прогулки, почему Ли не здоровается с соседкой.
— Я плохо вижу, — отрезала Ли. — Я не различаю их лиц. Пойдем-ка вон туда, там в витрине новая блузка — незабудки на сером фоне. Очень элегантно. Я хочу ее купить.
