О, милая моя Катюха!
Хоть слушаю тебя в пол-уха,
Но голос твой, мой соловей,
Журчит, как сказочный ручей.
Иерихонская труба показалась бы жалкой детской свистулькой по сравнению с могучим громоподобным гласом, всколыхнувшим вязкий воздух переполненной посетителями пиццерии. В нижнем зале что-то глухо и тяжелое упало на пол. За спиной Степана истерически завизжала девушка. Но не от восторга. Вскакивая на стул, поэт ненароком зацепил её кавалера за локоть и тот выплеснул полную чашку горячего кофе на белоснежный костюм своей возлюбленной. Парень вскочил на ноги, сжал кулаки и резко обернулся. По грозному выражению его лица я понял, что он не на шутку намерен вступиться за честь и достоинство дамы своего сердца. Но, увидев двухметрового громилу верхом на стуле, он как-то сразу сник, суетливо схватил салфетку и стал поспешно промакивать коричневые пятна на костюме своей зазнобы.
Повар был застигнут загробным гласом как раз в тот момент, когда в очередной раз подбросил корж вверх. Парень мгновенно съежился и сжался в комочек от нахлынувшей волны ужаса. А корж плашмя плюхнулся прямо на вершину его башнеподобного колпака.
По-видимому, повар принял мефистофельский бас Степана за предвестник приближающегося землетрясения.
— Ну и как? — спросил меня с вершины Парнаса обладатель бесценного поэтического дара.
— Я поэт, зовусь я Стёпа.
Всем привет от остолопа! — пробурчал я, растирая заложенные «громом» уши.
— Чего, чего? — поинтересовался из-за заоблачных высот лирик.
Но тут Парнас не выдержал гениальности поэта. Ножки стула резко разъехались в разные стороны. Степан рухнул на стол, сметая с него всю утварь, и кубарем скатился на пол. Я еле успел схватить в руки свой стакан и бутылку «Спрайта», спасая их от разрушительной стихии. Низвержение с Парнаса сопровождалось страшным грохотом и звоном бьющегося стекла. Общий бедлам усилило то, что официантка, имевшая неосторожность как раз проходить мимо, от неожиданности резко отпрянула в сторону и выронила на пол содержимое своего подноса, а именно: 4 порции пиццы и столько же стаканов и бутылок пива «Супербок». Грохот падающей посуды и битого стекла дополнил мелодичный перезвон падающих ножей и вилок. Одна порция пиццы, описав замысловатую траекторию и несколько раз перевернувшись в воздухе, упала точнехенько на макушку поэта и увенчала его растерянную физиономию. Степану, восседавшему на полу среди остатков трапезы и обломков посуды, ещё крупно повезло, что пицца угодила на его голову коржом вниз. Во времена Древней Греции победителям поэтических соревнований на голову возлагали лавровый венок, но, по-видимому, с тех пор обычаи сильно изменились.
