Мне запомнились два фильма…
«Африканец».
По-моему, он так и назывался: «Африканец».
Кажется, французский: цветной, Африка, приключения, яркие краски… (В зоне цветов катастрофически не хватает.)
Бывшие жена и муж — парижане, — как-то они там в Африке вместе оказываются, куча приключений, все ярко, экзотично, с юмором… В конце концов оценивают друг друга по-новому, укладываются наконец спать под одной… ну, не крышей, а тентом палатки… А следующий кадр — отсвет утра на ее лице, и сквозь сон она бормочет устало-счастливо: «Ну дай поспать хоть чуть-чуть, мы ж только заснули», ибо, судя по шевелению одеяла в районе ее груди, там происходят какие-то действия… И тут камера отодвигается — и видно, что это… хобот! Слон хоботом залез в палатку, шарит, лакомство ищет, ну, и нашел… Настоящий африканец.
Посмеялись от души.
Что и требовалось доказать.
Публика, гуторя и оживленно обсуждая подробности, со взрывами хохота и перекрикиваниями между группами (дневальный от палаток: «Да тише вы, люди спят!» — «А не фиг спать, когда кино показывают!» — ночью все храбрые: в темноте ж ни лиц, ни званий не видно) — публика растекается по ночному лагерю.
Из всех искусств важнейшим для нас…
А второй фильм — японский мультик.
Цветной.
Про Хиросиму. А может, Нагасаки.
Японская семья: молодые муж, жена, дети — один или двое. Живут себе обычной жизнью, обычные проблемы: о хлебе насущном — тарелочке вареного риса то есть, — чтоб было что на стол поставить; детские шалости — и взрослые мысли: кем они станут, когда подрастут… Симпатичные люди, все им начинают сопереживать: взрослые мужики через это прошли или проходят, знакомые всем проблемы… И тут — бомбардировка! — все горит, рушится, взрывная волна, пламя — ад… То есть настоящий ад. Но герои уцелевают — они не в эпицентре, друг друга находят — счастье! — все вроде хорошо — объятия, слезы… Но тут звучит голос диктора, очень такой серьезный, «левитанский»[30]:
— Но они еще не знали, что случилась еще одна страшная беда — произошло радиоактивное заражение местности…
И вот тут — над всей этой чашей громадной, с полутысячей-тысячей людей в защитных робах — нависает вопрос — немой — никто его вслух не задает, но каждый про себя проговорил — чисто рефлекторно — «Сколько рентген?» — потому что это обычный, обыкновенный в здешних местах вопрос, и каждый его задает и слышит десятки раз на дню — «Сколько рентген?»
СКОЛЬКО РЕНТГЕН?
И — полная тишина.
Над этой громадной, обычно такой бойкой на язык чашей…
