— Оскорбил. Борьку.
— Я-а? — Николка закричал бы сильнее, но что-то булькнуло у него в горле. Наверно, опять это… как оно? Возмущение.
Н-ну уж! Мало того, что бестолковая, еще врет! Никого Николка не оскорблял! Не будет он с ней водиться! Не будет! Не будет! Надо было выпалить все это ей в лицо, но возмущение сжало Николке рот. Но у Ии рот был свободен, она сказала:
— Оскорбил. Спасибо тебе. Я видела — совком.
Что такое? Оскорбил — спасибо? Как это она сказала? «Ошкор-бил. Шпашибо. Шавком».
«Лошадка! — догадался Николка. — Оскоблил совком». Фу-у ты! Ну кто же так говорит? И кто коня называет Борькой? Что теперь делать? Раз «шпашибо» — придется водиться.
Николка в затруднении. Непонятная она все-таки какая-то. Совсем даже непонятная. Просто не знаешь: хорошая или нехорошая? И еще не знаешь: водиться или не водиться?
Это хорошо, что дождь. Это здорово. Вот когда пригодится старый зонт, который чуть было не выбросили.
Мишка вышел с этим зонтом во двор и стал открывать его. Зонт вздрагивал, хлопал, как крылья большой испуганной птицы, а Мишка стоял под дождем и думал, что это здорово — такой дождь. Наконец зонт дернулся, скрипнул спицами и раскрылся. Ну, чего еще надо? В ботинках хлюпает вода, а сверху… а уж сверху-то это всякому понятно: косые струи бьют глухой дробью в этот самый зонт, который чуть было не выбросили. Теперь он тугим парусом бьется над головой. Жалко только, что никто не видит: все разбежались. Мишка постучал в окно Толику:
— Выходи!
— Меня бабушка не пустит.
— Так она же ушла, твоя бабушка. Стоит теперь где-нибудь в чужом парадном.
— Ну тогда я галоши не найду. Куда-то бабушка убрала…
— Зачем галоши? У меня их сроду не было.
Хорошо Мишке: бабушки у него нет, галош нет, не то, что Толику.
— Ну выходи, а то дождь перестанет.
С Мишкиного зонта льется вода за воротник, на коленки, а Мишка стоит и улыбается. Опять же ему хорошо. А Толик не любит, когда на него льет, а уж за шиворот… брр… не переносит.
— Ну выходи. Боишься?
Да почему боится? Просто человек не хочет, не может, не переносит. И ботинки будут мокрые, дома все догадаются, что он по лужам ходил. Мишке-то хорошо, у него никого нет, одна тетка, и та целый день на работе.
Когда дождь стал тише, Толик взял мамин зонт и все-таки вышел.
— Не вытерпел! — закричал Мишка. — Теперь плохо льет. Давай под трубу встанем.
— Да ну… Зря только вышел. Лучше домой пойду… рисовать.
— А чего ты рисуешь?
— Да то же опять. Учитель перерисовать велел, — вздохнул Толик.
