– Ты что тут потеряла, тощая женщина?
Косые улыбки на суровых лицах, пустые, выветренные взгляды и еще один тип в униформе, выползающий из кабинета Писсаридзе, заставили Инку насторожиться. Она на всякий случай соврала первое пришедшее на ум, мол, зашла справиться о расценках. Четыре настороженно ползущих из разных концов офиса больших черных таракана смотрели на нее ласково и грубо, как нежные маньяки, как обходительные убийцы:
– О каких таких расценках, тощая женщина, ты пришла спросить, пройдем-ка в кабинет, расскажешь.
Следуя в кабинет хозяина, Инка сжималась, как запуганный еж, судорожно подмечая весьма подозрительные приметы: в коридоре было темно, столик с сувенирами и грамотами был похож на поле боя, а предметы культа конторы валялись жалким и бесхозным барахлом. И вот что совсем уж удивило Инку: в кабинете Писсаридзе не оказалось, стояла несказанная духота и густой, плотный табачный чад, какой исходит только от дешевых солдатских папирос. На столе хозяина царил разгром, валялись незнакомые предметы, парочка пистолетов, кобура, целый листопад документов, а на полу был беспорядок, бедлам и щепки безжалостно раскуроченной кабинетной утвари. Инка никого из знакомых и коллег не обнаружила. Она упала в кожаное кресло Писсаридзе, посидеть в котором не только не мечтала, но даже в кошмарных снах не предполагала вообразить такое кощунство над собственной персоной. Вокруг все плотней и уже до неприличия плотней стягивалось кольцо потных мужчин в черной униформе, они пахли машинным маслом и перхотью. Они, как голодные тараканы, наконец набрели на ароматный съедобный кусок и вот готовились накинуться и силой отвоевывать друг у друга добычу. От своего явного неведения Инке становилось тревожно, от мятого и несвежего сарафанчика – неуютно, а сомнительная, растрепанная прическа и грязь на кедах не позволяли ей уверенно и нагло поглядывать поверх голов. Она ссутулилась и сжалась в кресле, неохотно выжидая, что будет дальше. Кто-то из толпившихся вокруг наклонился, царапнул щетиной Инкину щечку, пыхнув луком и колбасой, грубовато поинтересовался:
– Так о каких расценках, милая, ты пришла спросить в такую рань?
Инка, утратив способность говорить, сидела, как неподвижный, отпахавший все свое волшебство идол, и смотрела на вопрошавшего бессмысленным, испуганным взглядом. Облепивший ее фигурку сарафанчик приводил тараканов в похотливый восторг, кое-кто из них умиленно жевал резину, кое-кто другой подмигивал и улыбался, а тот, самый первый, встретивший ее у двери таракан-крепыш устрашающе выпятил нижнюю челюсть и повторял, зловеще и громко рыча:
