Автобус зашуршал шинами, останавливаясь. Грета выхватила из сумочки всё необходимое с ловкостью заправской медсестры. Несколько пассажиров рядом метнули на неё тревожные взгляды, но укол уже был сделан, и тело Рейна обмякло. Она подхватила его под локоть: он послушно встал и проковылял к выходу. Через несколько секунд после того, как ноги Рейна коснулись земли, он вздрогнул, огляделся, но тут же в его глаза вернулось спокойное безразличие.
Рейн хорошо помнил, когда всё это началось. Не после смерти Лотты, нет. В то время, что последовало за долгой ночью без рассвета, этого не могло произойти. Не могло произойти вообще ничего. Не могло — по крайней мере, с ним самим, потому что его тогда не было. Просто не было.
С покойником люди прощаются сорок дней. Всем известно, как происходит это прощание. Сначала они сидят за столом, поднимают бокалы, не чокаясь, и про себя благодарят умершего за то, что тот дал им лишнюю возможность выпить и закусить. Так и выходит, что покойник своей смертью оказал им услугу — зачастую случается, что первую. А потом они долго ходят по утоптанным тропинкам своей жизни, изредка вспоминают ушедшего и не знают, куда направлять взгляд — в небо или в землю; они уверяют себя, что и там, и там о нём позаботятся. А им нужно заботиться о себе. Всегда о себе.
Рейн единственный знал, что ушедшему не скажешь "пока" с этого света. Туда, куда утягивает лишённую воплощения душу, не поднимешься, сколько бы спиртного из ни разу не звякнувшего бокала ты не выпил. Для мёртвых нет прощания, произнесённого голосом живых. И Рейн умирал, умирал каждую ночь, проклиная утро за то, что оно раз за разом воскрешает его. Когда его тело и разум растворялись в тёмной отраве сна, ему казалось, что Лотта где-то рядом, что она скрывается в облаках чёрно-серого дыма, в который превращались все засыпающие… и умирающие. Но сон — всего лишь младший брат смерти; и душе, отлучившейся от тела лишь на несколько часов, не подняться так высоко, как расставшейся с ним навсегда.
И всё равно он искал Лотту в этой не-яви снова и снова, искал днём, когда ему стало не хватать ночей, искал, надеясь, что сумеет потерять дорогу домой, но всякий раз оставляя слишком глубокие следы. И однажды он вернулся в этот мир — но только тогда, когда лишился надежды.
Потерять надежду просто. Если бы люди это знали, они бы этого не боялись.
Он забыл лицо Лотты.
О мёртвых либо хорошо, либо ничего. Лучше — ничего. Не так больно.
