На то и война. Ни один советский солдат из миллионов не погиб на ней зря. Ни один.
Монастырский начал войну не в артиллерии. Могучий восемнадцатилетний парень, перворазрядник по борьбе самбо, студент-первокурсник института физической культуры, комсомолец, он с товарищами отправился в военкомат, в райком комсомола, в деканат. Шумели, хлопотали, требовали и в конце концов после недолгого обучения были переброшены в тыл врага.
На всю жизнь запомнил Монастырский свой первый бой. Это был странный бой — бесшумный, длившийся секунды, в котором участвовали лишь два человека.
Задание казалось простым: разведчикам надлежало проникнуть в небольшой домик, занятый сельской полицией, и похитить там бланки аусвайсов — пропусков. Закавыка состояла в том, что это следовало сделать незаметно. Если б стало известно, что. бланки похищены, — грош цена всей операции: их бы просто заменили другими.
Ночью в домике бодрствовал один полицай да обычно еще двое-трое отсыпались после дежурства, опасаясь в темную пору идти домой.
В группе насчитывалось шесть человек: трое партизан да трое разведчиков, прибывших с Большой земли. Старший из партизан, которому на вид — борода, усы — можно было дать лет пятьдесят, но которому в действительности не было и тридцати, долго и подробно излагал план операции — отвлекающая стрельба, выдавленная рама, перепиленный замок кладовой и разные другие хитрые меры. Закончив объяснять, он обвел всех взглядом и спросил:
— Ну как?
— По-моему, никуда не годится, — заметил Монастырский.
Он и в институте (и даже в школе) отличался самостоятельностью суждений, часто приносившей ему осложнения в жизни. Он не был старшим в группе. Старшего вообще среди разведчиков не было: при переходе линии фронта они заблудились, потеряли друг друга, и вот трое пробились к партизанам в ожидании инструкций, которые уже неделю безуспешно запрашивал по радио командир партизанского отряда. Но не сидеть же сложа руки! Их и включили в операцию по похищению аусвайсов.
— Почему? — спросил молодой бородач. Он был уязвлен.
— А зачем все эти сложности?
— Чтоб немцы не догадались, что бланки у них сперли, дурья башка.
— А может, они у них пересчитаны, бланки те, — нерешительно заметил кто-то. — Украдем — пересчитают и поймут.
Бородач молчал озадаченный.
— Что же предлагаешь? — спросил он Монастырского. В голосе его слышался вызов.
— Я вот что предлагаю, — решительно заявил Монастырский и, чтоб придать своим словам большую внушительность, встал. — Врываемся. Уничтожаем полицаев. Берем бланки. А потом все поджигаем. Мол, налет партизан на полицейскую управу. Месть предателям. Все сгорело, включая бланки.
