Он поведал духам Великих покойников о том, что сделали европейцы, как они воюют и как захватывают территории. Он рассказал, что белые люди, подобно варварским племенам, приплыли на кораблях, и эти корабли извергали огонь и пугали народ. Он возмущался, что иностранцы настаивают на невыгодной для Китая торговле.
— У нас есть собственные товары, о, Почтенные предки,— говорил император в своей молитве,— нам не нужны игрушки западных людей. Чего нам не хватает под покровительством наших Предков-хранителей? Мы молим Почтенных предков дать нам свою защиту. Пусть уйдут чужестранцы! Пусть болезни уничтожат этих людей! Нашлите на них ядовитых насекомых, чтобы перекусали их до смерти! О, Хранители нашего народа, верните нам нашу землю и дайте нам мир!
Молитва закончилась незадолго до восхода солнца. Проснулись стаи белых голубей, спавших под широкими карнизами храма. Птицы расправляли крылья и кружили в рассветных сумерках над древними соснами. Фонари угасли, и было видно, как плясали пылинки в бледных солнечных лучах, проникавших в двери храма.
Церемония жертвоприношения была завершена, и Сын неба позволил увести себя. Войдя в императорский паланкин, он возвратился во дворец. И по всей стране люди тоже вернулись к привычной жизни, успокоенные и ободренные, потому что сам Сын неба поклонился Предкам-хранителям, известил их о положении дел и вознес молитву от имени всего народа.
Совершив в Праздник весны ритуал жертвоприношения и попросив защиты у Предков, император обрел новые силы. Когда приблизился шестой месяц лунного года, а летняя жара усилилась, он, по подсказке Цыси, решил отправиться в Летний дворец вместе с обеими супругами, а также взять наследника. Неспокойная обстановка в стране не позволяла ему осуществить это желание раньше. «Что будет,—думал он,—если во время моего отсутствия китайские мятежники вздумают перейти в наступление? Или белые люди пойдут на кораблях к северу, выполняя свои угрозы?..» К счастью, нежелательных событий не произошло. Наместнику императора на юге удавалось обещаниями и отсрочками сдерживать и мятежников и европейцев.
Как-то ночью, когда луна была полной, Цыси, обворожительно улыбаясь, обратилась к Сыну неба с такими словами: — Мой господин, я прошу вас сопровождать меня в Летний дворец. Прохлада гор вернет вам здоровье. Император как никогда нуждался в восстановлении сил. Недуг, развивавшийся в течение последних пяти лет, сковал его члены. Случались дни, когда он не мог ходить даже на костылях и вынужден был опираться на двух евнухов. Бывало, он не мог дотянуться рукой до головы. Его охватывал непреодолимый страх, когда немела левая сторона и тяжесть разлива-! лась по всему телу. Поэтому Сын неба охотно уступил просьбам Цыси, единственной, кто способен был вдохнуть в него I жизнь, и распорядился, что через месяц все отправятся в Лет-1 ний дворец, находившийся в девяти милях от города. Цыси, умевшая выглядеть величественно, была еще так J молода, что мысль об отдыхе согревала ее сердце, как теплое вино. Она так и не сумела полюбить эти строгие и благородные дворцы, в которых была обречена прожить всю жизнь, хотя1 нашла для себя уютные уголки — нехоженые террасы, тайные сады на старых позабытых дворах. Там можно было иногда спрятаться и от людей, и от бремени государственных дел. Цыси полюбила живность. У себя во дворце она держала собачку, у которой родились забавные щенята, сверчков в клетках, разноцветных птиц. Однако больше она любила диких животных, которые иногда встречались в садах. Цыси так умела подражать пронзительному скрипу сверчка, что насекомое садилось к ней на указательный палец, а она поглаживала его крылышки, тонкие, как бумага. Долго и терпеливо Цыси училась соловьиному свисту, и в сумерках вокруг ее головы опья-ненно порхала буроватая птичка. На природе Цыси чувствовала себя по-детски счастливой — ее любили искренно и бескорыстно, не требуя ничего взамен. Иногда, посадив на колени сына, она забывала, что он наследник, и они вместе смотрели на выводок утят, едва вылупившихся из яиц, или на щенят, которые, играя, набрасывались друг на друга и кусались. Забывшись, Цыси смеялась так громко, что ее изумленные фрейлины прятали улыбки за веерами.
