—Почему,—спросил ее в ту ночь император, когда этот грустный день был прожит,— почему твои мысли всегда так далеко? Меня не обманешь: твое тело здесь, но оно безжизненно, думами ты не со мной.
Он взял ее руку. Это была мягкая, красивая рука с тонкими длинными пальцами и сильной ладонью.
—Посмотри,—продолжил он,—я держу твою руку, а ты держишь мою. Но я не чувствую, что это твоя рука, а не какой-то другой женщины.
Цыси призналась в своем настроении:
—Сегодня мне очень грустно, я даже за сыном не посылала.
Император гладил ее руку.
—Разве теперь,— удивился он,— когда у тебя есть все, ты можешь быть грустной?
Ей страстно хотелось поведать ему о своих тревогах, но она не решилась. Он не должен знать, что в ней живет страх, ведь император на нее опирался, в ней черпал силу. О, каким тяжелым было это бремя —всегда быть сильной! И в ком могла черпать силу она сама? Рядом не было никого. Она и в самом деле осталась одна.
На ее глаза набежали слезы и заблестели в мерцанье свечей, горевших рядом с кроватью. Император увидел этот блеск и испугался.
—Что это,— взволнованно спросил он,— я никогда не видел, чтобы ты плакала!
Цыси отняла свою руку и с обычным изяществом вытерла слезы краем атласного рукава.
—Весь день я тосковала по маме,— ответила она.— Даже не знаю почему. Может, я плохая дочь? Я не видела маму с тех пор, как живу в этих стенах по вашему приказу. Я не знаю, как она, что с ней. Может быть, она умирает, и поэтому я плачу.
Император страстно желал чем-нибудь порадовать свою возлюбленную.
—Ты должна навестить маму,—решительно сказал он,—почему ты мне раньше не говорила? Иди, мое сердце и печень, иди завтра же. Даю тебе разрешение. Но к сумеркам ты должна вернуться! Я не могу отпускать тебя на ночь.
Вот как случилось, что Цыси получила разрешение на целый день поехать к матери. Императору за этот подарок она заплатила благодарной пылкостью. Визит следовало объявить заранее, чтобы в дядином доме успели приготовиться. Через день все было готово. Двух евнухов послали сообщить, что императрица прибудет в полдень. Какое же возбуждение царило в Оловянном переулке! Цыси тоже была взволнована предстоящим визитом и в назначенный день поднялась необычно рано и легко. Целый час она выбирала, что ей надеть.
— Я не хочу выглядеть парадно,— говорила она служанке,— они могут подумать, что я загордилась.
— Почтенная, вы должны выглядеть царственно,—возражала та,— иначе они решат, что вы не удостаиваете их чести.
