Тьер добавлял:
«Что касается других фортов, то мы бы ослабили себя, если бы захотели сохранить их, так как нам потребовалось бы по меньшей мере 8 тысяч человек, чтобы занять их. Нам бы пришлось выделить для этого значительную часть наших сил. Поэтому я сохранил за собой только Мон-Валерьен и вывел все остальные силы. Благодаря этому я располагал 22 тысячами хорошо дисциплинированных солдат, находившихся под надежным командованием.
Первые две недели мы провели в Версале, ничего не предпринимая. Это были худшие дни моей жизни. В Париже господствовало мнение: с Версалем покончено; как только мы явимся туда, солдаты поднимут ружья прикладами вверх. Я был уверен, что этого не произойдет. И все же, если бы нас атаковало 70 или 80 тысяч человек, я не смог бы поручиться за стойкость армии, которая была угнетена прежде всего сознанием своей крайней малочисленности».
Эдмон Лепеллетье следующим образом комментирует это признание Тьера:
«В первую неделю после бегства правительство и Собрание располагали для своей защиты только малонадежными и притом недостаточными силами. Если бы тогда произошло столкновение и разыгралось сражение, то армия парижан в десять раз превосходила бы по численности своего противника: 200 тысяч охваченных энтузиазмом парижан против 20 тысяч деморализованных солдат.
Если бы 20 марта эти превосходящие силы атаковали Версаль, то, как признавался Тьер – а ему нелегко было в этом признаться, – он «не смог бы поручиться за стойкость армии». Это значит, что разложение армии, начавшееся 18 марта на высотах Монмартра, продолжалось бы на высотах Пикардии и на дорогах Версаля. Ошибка Центрального комитета, заключавшаяся в том, что он не развил успеха и не закрепил победы, одержанной 18 марта, двинувшись уже на следующий день или, самое позднее, через день на Версаль, позволила Тьеру восстановить армию и увеличить ее численность.
Благодаря этому бездействию парижан, благодаря передышке, предоставленной ими Версалю, а также поддержке со стороны Германии [68] версальская армия смогла добиться численного превосходства и вернуть себе уверенность, которой ей недоставало».
К несчастью, малочисленность войск, от которой сначала страдали версальцы, в дальнейшем стала ощущаться самой Коммуной.
Париж был отрезан. А для версальского правительства остальная Франция служила как бы потенциальным резервом. Тем не менее Тьер не питал иллюзий на этот счет и в своих показаниях перед парламентской следственной комиссией он вынужден был заявить:
