- Когда ты хочешь креститься?
Я сказал:
- В тот день, когда мне исполнится тридцать три года. - И назвал ему дату; это был день нашего отъезда в Эйлат, куда собиралась приехать моя невеста.
- Хочешь принять крещенье из моих рук? - спросил он.
- Меня здесь не будет, - сказал я. - Еду в Эйлат. Договорился насчет работы.
- В Эйлате нет ни одного христианского священнослужителя, - сказал Шон. - Ты сможешь сюда вернуться?
- Нет, Шон. Кто ж мне через месяц даст отпуск.
- Странно, - сказал он. - Назавтра после твоего дня рождения я уезжаю в Канаду.
- Ничего, Шон, - сказал я. - Я буду тебя помнить. Постарайся в Канаде не пить. - Я поднес стакан ко рту и опять отставил. - Шон, - сказал я. - Правда, точно не известно, что Христос умер именно на таком кресте, какие мы видим на всех распятиях? Вроде в те времена кресты были трех видов?
- Я что-то об этом читал, - сказал он. - Только это не имеет никакого значения. Он обратил миллионы людей. Умирал самым счастливым человеком на свете. И никогда уже такого счастливого человека, как Он, не будет.
Теперь я одним глотком опорожнил стакан и со стуком поставил его на стол - даже Гарри поднял голову.
- Мне б хотелось узнать еще тысячу разных вещей, а там не у кого будет спросить, вот что обидно.
- Главное ты уже знаешь, - сказал Шон. - И повторяю: никогда не было и не будет такого счастливого человека, как Христос.
Я тронул его за плечо, а он повернулся ко мне лицом, и я увидел слезы, бегущие по его темным от загара щекам.
- Почему ты так говоришь, Шон?
- Неважно, что сказано во всех четырех Евангелиях. И пускай даже Он возроптал, это тоже неважно. Он обратил миллионы людей. В Него плевали, Его прибили к кресту гвоздями, Ему давали цикуту, Его оскорбляли, но никто над Ним не смеялся.
- И над Ним смеялись. Смотрели на Него и говорили: Иисус из Назарета. Rex Judais
[5].
- Нет. Он не нуждался ни в микрофонах, ни в залах, где у всех есть стулья; Ему не требовались афиши, и никто Ему не платил за то, что Он говорит. А у меня было все. Только ничего не вышло.
- Думаешь, Бог тебя оставил? - спросил я.
- Я думаю о том, что прожил в этой стране больше года и не обратил ни единого человека.
- Ты обратил меня, - сказал я.
Он повернулся ко мне, и опять я увидел слезы, текущие но его щекам.
- Я тебя обратил?
- Да, - сказал я. - Когда я впервые увидел, как ты тут сидишь и пьешь в одиночку, я ведь подсел к тебе. А потом отнес тебя в кровать и в ту ночь уже не заснул. Я думал о Нем. И думал, существует ли милосердие на самом деле. В ту ночь человек, которого я любил, попал в страшную автомобильную катастрофу. Однажды, когда я был голоден, он дал мне поесть и не отвернулся от меня, когда я пришел просить у него работу, а был я тогда тощий и ободранный, как бродячий пес. И он словом меня не попрекнул. И еще одно тебе скажу: если сейчас я еще жив и могу работать, то потому только, что тогда этот человек меня не оттолкнул. Так что в ту ночь я молил Бога: не убивай его. Пусть живет сто лет, но пусть живет, как я. И пускай так же часто размышляет о милосердии. У него были переломаны кости, а я подумал о Христе, которого тоже истязали, и молил Христа, чтобы Он его спас. Это правда, Шон, что Христу ломали кости?
