Последний знаменный | страница 34
В детстве она была наивной, чистой девочкой, которой просто хотелось доставлять окружающим удовольствие, тем самым обеспечивая себе безмятежное существование. Чувства величия, ответственности за принадлежность к династий вызревали в ней медленно. Они проявились в полной мере, когда британцы и французы начали наступление на Пекин в 1861 году. Только она и принц Гун, двое из членов императорского дома, пожелали остаться и встретиться с варварами лицом к лицу в бою, остальные бежали в горы Жэхэ.
Этим она завоевала уважение к себе принца Гуна и в равной степени — ненависть других советников императора Сяньфэна, в большинстве своем его дядьев. Тогда юная Цыси осознала, что жизнь ее в опасности из-за беспокоящего окружающих ее огромного влияния на Сына Небес.
Больше года ее единственным устремлением оставалось просто выжить. Но когда со смертью Сяньфэна и покушением на ее жизнь кризис все-таки настал, она реагировала жестоко и с непоколебимой решительностью. Тогда же она впервые вынесла смертный приговор, и рука у нее не дрогнула: выбор был однозначный — или они, или она. Она и ее сын.
Уже тогда она допускала, что подобная ситуация может возникнуть снова. Время настало, и Цыси была готова действовать столь же безжалостно, как и в прошлом. Она не сомневалась, что даже будь ее отношения с Алютой добрыми и сердечными, если девушка родит и ее ребенок станет императором, а она сама — новой вдовствующей императрицей, тем самым отстранив от власти двух старых, то ее первыми действиями, поскольку она окажется под контролем тех родственников, которые никогда не забудут, что Цыси казнила ее прадеда, будут месть, месть и месть.
Месть коснется не только ее самой, осознавала. Цыси. Она обязательно распространится на императора Гуансюя и всю его семью. Поэтому сейчас нельзя позволить никаких послаблений.
Цюньци пребывал в приятном возбуждении и с желанием угодить ей, он надеялся, что причиной его вызова глубокой ночью в личные апартаменты императрицы стала необходимость обсудить государственные проблемы, сулящие ему столь головокружительное продвижение по службе, о котором он не загадывал и в самых смелых мечтах.
Но она была недовольна...
С первого взгляда на ее лицо он понял, что она недовольна. Старик упал на колени перед ее креслом.
— Твоя дочь, жена моего покойного сына, — начала Цыси, роняя словах едким сарказмом в голосе, — распространяет слухи, будто она беременна.
Цюньци поднял голову и беспокойно взглянул на Цыси.