– Как бы там ни было, у аклидана ничего не вышло, не так ли? Благодаря доктору ди Сола?
– Джейни… я ей жизнью обязана. Своей жизнью и жизнью своих детей. Нет для женщины большей боли, нежели боль ее ребенка… Вам не понять… Юной девочкой возглавила я клан, и мне пришлось немало потрудиться, чтобы отстоять и приумножить свое наследство. У меня было немало союзников и советников, и еще больше врагов; одни использовали меня, чтобы добиться признания, власти, мести, богатства, другие ненавидели, но никогда и никому во все времена не нужна была я, я сама, как человек, как личность, просто как друг. Джейни… стала мне другом. Эта удивительная женщина сжигала себя, спасая моих детей и не требуя ничего взамен. Она – единственный, первый и последний мой друг во всей Вселенной за всю мою жизнь. И вот теперь она погибает, а я ничего не могу сделать, ничем не могу ей помочь!
– Вам не следовало привозить алую лихорадку на эту планету, уважаемая Тойвальшен барлума,- заметил на это Ми-Грайон.
– Да не в лихорадке дело, как вы не понимаете!- вскричала Тойвальшен.- Не будь лихорадки, нашлось бы что-нибудь другое! Джейни – целитель, и этим сказано все. Проклятье, я отдала бы жизнь, если б только знала, что ей это поможет!
Джейни уловила в голосе Лэркен с немалым трудом сдерживаемые слезы. Ей стало вдруг безумно жаль эту женщину, прожившую долгую и страшную жизнь. Наверное, и Ми-Грайон испытывал такое же чувство, потому что он протянул руку, коснулся запястья барлумы, желая утешить ее и успокоить. Вот только двигалась его рука не по его воле. По воле Джейни.
Мгновения дикого ужаса, стеной поднявшегося сразу после того, как Чужой ощутил в своем сознании постороннее присутствие, разорвали телепатическую связь. Но Джейни успела увидеть лицо Лэркен Тойвальшен – удивленное, растерянное, несчастное…
Джейни со всхлипом раскрыла глаза, уставившись невидящим взглядом в ровный белый потолок палаты. Обняло измученное сознание тепло инфосферы, ласковое и любящее, светлое. Теплым облаком пришли эмоции Эллен, успокаивающие, ласковые, приятные,…
За окном неудержимо светлело. Вставал над зданиями госпиталя золотой рассвет, почти такой же, как в эмпат-симфонии мальчика Фредди – наполненный радостью и восторженным ожиданием предстоящего чуда…
Она плыла по золотым волнам между явью и снами, впервые в жизни не думая ни о прошлом, ни о будущем, ни о чем. Мир таял, исчезал, растворяясь в золотом сиянии нарождающегося дня.
