И Флинн подумал, что если это представление входит в ежевечерний ритуал, то вчера в это же время среди них сидел Дуайт Хаттенбах — на стуле Флинна или Коки — и вот так же пел и стучал кружкой вместе с остальными. И если повадки и манеры были у каждого свои, чем же, интересно, отличалось пение Хаттенбаха?..
И ничто в этом ритуале, в этом проявлении мальчишеской бравады, не подсказывало, кто же из членов хора изрешетил ему потом дробью голову.
Хаттенбах мертв.
А традиция жива. Традиция продолжается, вне зависимости от того, что произошло.
— Трам-тара-рам! Трам-тара-рам!
Когда наконец все понемногу успокоились и настала относительная тишина, Флинн снова придвинул стул к столу.
Все смотрели на него. Ждали реакции.
Флинн тихо спросил:
— Скажите, а эти… сосуды, эти кружки для пива, можно назвать бокалами?
— Да, — кивнул Арлингтон, — почему бы нет.
— Ну а жестянками их когда-нибудь называют?
Рутледж раздраженно бросил:
— Вполне возможно.
Флинн погрузился в молчание.
— А почему вы спрашиваете? — сказал Робертс.
— Да так, просто интересно, — сказал Флинн. — Просто гадаю на тему, откуда могло произойти слово «о-бо-жест-вление».
Робертс так и покатился со смеху.
Д'Эзопо прикрыл ладонью глаза.
Тейлор с вьетнамцем начали подавать обед, состоящий из отварной рыбы и брокколи. Если и существовало на свете блюдо, которое Флинн ненавидел больше брокколи, так это была именно отварная рыба. И вот, поданные вместе, эти кушания заставили его пожалеть, что он вообще явился к обеду.
А также предположить, что вслед за ними последует и соответствующий десерт — какой-нибудь пудинг из тапиоки.
Еще будучи ребенком, Флинн пришел к твердому выводу, что, если бы жизнь состояла из поедания отварной рыбы, брокколи и пудинга из топиоки, родиться на свет не имело бы смысла.
Лодердейл разглядывал свою музыкальную шкатулку.
— Вы правы, Флинн. «Фа» не хватает.
— Жаль, что нельзя сказать того же о всей этой чертовой штуковине.
Лодердейл поставил шкатулку на стол.
Рутледж спросил:
— А где Конкэннон?
Флинн ответил:
— Должно быть, разнюхал, что будут подавать на стол.
Д'Эзопо прикрыл глаза уже обеими руками.
— Кто-нибудь знает, где Конкэннон? — громко спросил Рутледж.
— Мы оставили его порцию на кухне. В тепле, чтоб не остыла, — сказал Тейлор.
— Может, гонга не слышал? — хихикнул Лодердейл.
Музыка в шкатулке иссякла.
— Говорит, что хочет остаться здесь, — заметил Арлингтон, обращаясь к Клиффорду. — В домике на берегу озера. И жить тут до тех пор, пока не придет час отправиться в последний путь. Говорит, что ехать ему просто некуда. Жена умерла лет десять тому назад от той же болезни. Где-то в Вермонте есть дочь, но она его, очевидно, просто не выносит.
