– А кто говорит о любви? – повысила она голос.
– Тот же человек, кто сказал о предателях, – ответил Ник.
– О предателях? Да о чем ты?
Ник изучающе посмотрел на нее. Он никогда некому не доверял и был удивлен, как этой женщине удалось так прочно осесть в его сердце?
– Кэтрин, не ломай комедию! Я не настолько глуп, как тебе кажется.
– Я знаю, что ты умен. И еще много чего о тебе знаю.
– Что? Ты читала мое досье?
– У меня всего класс «В», и официально я не имею на это права, но достать твое досье было совсем не сложно. Я не могла этим не воспользоваться.
Нику очень не понравилось то, что она только что сказала. Она читала его досье!
– Значит, ты уже знаешь, что я никакой не учитель, а специалист по кодам и шифрам, состоящий на государственной службе… – сказал он. – Меня обязали следить за тобой, Кэтрин, или как там тебя по-настоящему зовут. В ПИА подозревают, что у них работает агент иностранной спецслужбы. Только этим можно объяснить утечку информации.
Кэтрин не предполагала, что разговор примет такой оборот.
– Я могу все объяснить…
Ясное дело – соврет! Угораздило же его увлечься женщиной, у которой искренности кот наплакал!
– Между прочим, твое удостоверение личности – липа, – продолжил он, решив раскрыть все карты. – Твои имя и фамилия нигде не упоминались до конца восьмидесятых. Ты живешь, как говорится, на чемоданах, поскольку не собираешься надолго здесь задерживаться. ЦАКМИ – Центральное агентство по…
– Я знаю, что такое ЦАКМИ, – перебила его Кэтрин.
– Ладно… Итак, там считают, что в твоем дневнике закодирована информация, поэтому я получил задание подтвердить это предположение либо опровергнуть его.
Кэтрин поперхнулась, а потом разразилась таким громким смехом, что пришел черед Ника удивляться и непонимающе смотреть на нее в поисках ответа.
Что происходит?!
– Кто же этот болван, который сказал, что мой дневник зашифрован? – Она снова буквально покатилась от хохота. Ее слова утопали в безудержном смехе, который она никак не могла побороть.
Хант смотрел на нее и не понимал в чем дело. Не сболтнул ли он чего лишнего?
– Дело серьезное, дорогая моя! Мне, во всяком случае, не до смеху. День и ночь я ломаю голову, каким образом ты во все это влипла? Можешь мне объяснить? Я был бы очень благодарен тебе.
Брови Кэтрин вопрошающе изогнулись.
– Влипла? Что ты имеешь в виду?
Он взглядом указал на стол.
– Твой дневник, разумеется.
– Считаешь, у меня с эротическими фантазиями что-то не так? – Она опять рассмеялась. – Твои намеки меня веселят…
