Мы просидели за разговорами до позднего вечера. Понимая, что терять мне в общем-то нечего, а отступать некуда, я рассказала Гертруде все, начиная с того момента, когда на пороге моего дома появился королевский прихвостень в зеленом кафтане и до самого побега из дворца.
Девчонка слушала, не перебивая, но когда я закончила рассказ, пустилась в пространные рассуждения, периодически задавая вопросы.
— Когда Фрей занял престол, он велел своему Фараху уничтожить любого, кто владеет хоть каплей магических способностей, — настолько боялся за свою жизнь. Боялся и того, что найдется кто-нибудь, кто окажется сильней придворного мага. На все въездные пути этот маг наложил заклинания, которые не впускают чужаков, мы живем, словно под колпаком, отрезанные от всего мира. Никто не может войти и никто не может выйти. К нам даже торговые караваны не ходят!
— Зачем же вы выбирали такого правителя? — поразилась я.
— Выбирали? Мы? — Девчонка горько усмехнулась. — С каких это пор правителя можно выбрать?
С наших! — хотела было ляпнуть я, но вовремя придержала язык. Во-первых, Гертруда понятия не имеет о том, что я из другого мира, а во-вторых, даже у нас власть бывает продажна — часто побеждает тот, кто больше платит. Так стоит ли хвалиться?
— Престол передается по наследству от отца сыну и далее, — продолжала девчонка, к счастью, не заметив моего состояния, — но Фрей при помощи своего мага отобрал престол у брата.
— Ясно, — кивнула я, — Как говорится, было у отца два сына, старший та еще скотина.
— Точно! — усмехнувшись, подтвердила Гертруда. — Только в данном случае скотиной оказался не старший, а младший брат.
— Брат… — рассеянно повторила я, нащупывая какую-то смутную, еще толком не оформившуюся мысль.
— У короля-отца появились близнецы. Такое крайне редко, но случается, хотя обычно Всевышний награждает правителей одним ребенком. В данном случае появились два мальчика. Один был похож на мать — синеглазый брюнет с ясным взглядом, вдумчивый, общительный и вечно влипающий в неприятности из-за своего пытливого ума. Второй оказался копией отца и полной противоположностью брату: блондин с льдистыми глазами, холодный и молчаливый, вечно строящий козни исподтишка. О таких, как он, говорят: сделал гадость — на сердце радость.
Услышав знакомое высказывание, я даже закашлялась. Вот уж не думала, что у знаменитой ироничной присказки моего времени «ноги растут» черт знает с каких времен!
