Прежде всего домовые перестали выпускать на прогулки малышей. Поди знай, когда пыль посреди двора завьется да вверх стрункой вытянется, да начнет прихватывать все, что плохо лежит. А затем и взрослые домовые стали оглядываться и перебегать открытое место.
— В город уходить надо, — решил наконец Ермолай Гаврилович.
— Думаешь, в городе эта нечисть не водится? — спросила вконец расстроенная Таисья Федотовна.
— В городе люди, они уж что-нибудь придумают.
И то верно — домовым на роду написано прибиться к человеку и жить с ним в сотрудничестве. Человек о пропитании домовому позаботится, домовой — о порядке, так оно веками складывалось. Как ни крути, а без человека плохо.
Уходить решили ночью. Никто не знал, орудуют ли вихри по ночам, но в темноте как-то безопаснее.
Ермолай Гаврилович с Таисьей Федотовной увязали пожитки, взвалили на себя узлы, малыш ухватился за мамкину шерстку, и пошли себе ночной дорожкой. Где город, не знали, но полагали, что далеко. Утром спрятались в придорожном кусте и проспали до заката. А на следующую ночь вихрь их и нагнал.
— По следу, что ли, шел? — спросил Тимофей Игнатьевич.
— Да кто ж его, поганого, разберет! — и домовиха, сбиваясь, утирая слезы, рассказала, как, бросив узлы, семейство бежало от хищного вихря да как пропал Ермолай Гаврилович.
— Стало быть, вихорь теперь дорогу в город знает?! — воскликнул Лукьян Пафнутьевич. — Ну, баба, исполать тебе! Навела на нас нечисть!
— Цыц! — крикнул до того молчавший Евсей Карпович. — Баба не виновата.
— Так ведь теперь и у нас вихри появятся!
— Больно ты им нужен, — отрубил Евсей Карпович. — Это деревенский домовой на двор бегает, а ты дома сидишь, носу не кажешь.
— А коли он такой хитрый, что и в дом заберется? — загалдели прочие домовые. — В окно! Или в вентиляцию!
Матрена Даниловна, домовая с немалым опытом, знала, что может и до драки дойти. Не раз ей доводилось врачевать царапины своему Лукьяну Пафнутьевичу. Но сейчас она больше беспокоилась насчет упрямого Евсея Карповича. Хотя у домових и не принято налево бегать, но ведь сердцу не прикажешь. А оно, сердечко, как раз и настукивало шепотком, что гордый и своенравный домовой всех лучше и милее…
С одной стороны — чтобы не травить душу, а с другой — чтобы не засиживаться на сходке, она приобняла Таисью Федотовну и тихонько повела ее прочь с чердака.
— Идем, светик, посидишь с нами, с бабами, чего-нибудь надумаем, — говорила Матрена Даниловна. — Маленький твой у кумы Степаниды Прокопьевны, покормленный, спать уложенный. Пока они тут кулачишками машут, мы, бабы, сообразим, куда тебя поселить, к какому делу приставить.
