— Ты не бойся, дурочка, свои мы! — принялся успокаивать Якушка. — Не обидим! Мужик-то твой где?
Но ответом на вопрос был громкий и отчаянный рев. Да еще маленький запищал. Акимка с Якушкой переглянулись — ой, плохо дело…
— Ты как сюда попала? Чья ты? — продолжал допытываться Якушка. — С кем живешь?
— Погоди, — остановил его Акимка. — Ты глянь, откуда она бежала. Там же ни одного дома нет. Город, считай, кончился.
— Так ты деревенская? — удивленно спросил Якушка.
Старые домовые еще помнили времена великого переселения из деревни в город. Домовые среднего возраста — те знали, что есть где-то там, за горизонтом, деревенская родня. А для младших эта родня была вроде бабы-кикиморы: говорят, водится в сельской местности, виснет на осинах и воет в печной трубе, но видеть ее никто не видел.
Домовиха закивала, не в силах молвить сквозь рев внятное словечко.
— Надо же… К родне, что ли, пробираешься? — продолжал допрос Якушка. — Одна, без мужика?
— Яков Поликарпыч! Их же там трое бежало! — вдруг вспомнил Акимка.
Даже домовой дедушка старался обращаться к подручным уважительно. «Якушкой» и «Акимкой» кликал, осердясь или же подгоняя, чтобы работу выполнили в срок. Между собой подручные обходились без церемоний, но при посторонних соблюдали старый обычай вежества. И трудно, что ли, назвать Якушку Яковом Поликарповичем?
— Точно, трое. Баба, дитенок и… Кто еще с вами был?
— Ермолай Гаврилыч мой!.. — выкрикнула домовиха и снова залилась слезами.
— Ого! Всей семьей в город собрались, — заметил Якушка. — Скоро от вас, приблудных, коренному домовому и житья не станет…
— И где же он, твой Ермолай Гаврилыч? — вмешался Акимка.
Кроме рева, ответа не было. Тогда Акимка потрогал пальцем бурую шерстку младенца.
Младенец был мелкой породы, но коли умел бегать — надо думать, и говорить выучился.
— Батьку где потеряли?
— Та-ам… — пропищал младенец, тыча локотком в ту сторону, откуда прибежало семейство.
— Она что, от мужа сбежала? — растерянно предположил Акимка. Это уж вообще не лезло ни в какие ворота.
— Кончай реветь и говори живо — от кого бежала! — рявкнул Якушка.
Домовиха от изумления и реветь перестала.
— От вихоря…
— Какого еще вихоря?
— Большого, страшного!.. Как подхватит, как ударит!..
— Кого подхватит, кого ударит? — допытывался Якушка и вдруг получил исполненный ненависти ответ:
— Тебя!
— К ней с добром, а она всякие страсти сулит! — возмутился Якушка.
— Что-то мне все это не нравится… — с тем Акимка отошел в сторонку и, нагнувшись, стал изучать асфальт.
