Прошу инструкции для себя лично и указаний для местных властей. Х211.
* * *
Поздний вечер. Шхуна «Акра Сунион» слегка вздрагивает у причала. Медлительные, громыхающие краны опустошают ее нутро и опускают фрахт в стоящие наготове грузовики. В тени прожекторов нетерпеливо переминаются с ноги на ногу двое мужчин, они внимательно следят за переносимыми грузами. Вдруг один толкает другого локтем в бок: вот он, рулон! Сомнений быть не может! Они видят, как рулон ложится в кузов грузовика и как тот исчезает в воротах склада номер четыре. Это последняя ездка, ворота закрываются. Через короткие промежутки времени закрываются и другие ворота, три-четыре пустых грузовика отъезжают от пирса, покидают порт. Мужчины удовлетворенно кивают друг другу: контрабанда заперта на замок, завтра в шесть утра они явятся сюда и выследят машину, которая заберет рулон.
Мужчины еще сидели в маленькой таверне напротив рынка Мадионо за графинчиком рецины — более дорогое заведение было не по карману нижним чинам полиции безопасности, — когда рулон сгрузили в подвал небольшого дома между монастырем Влатодом и Акрополем. Человек, которого Карнеадес и его товарищи называли Арис, договорился с водителем грузовика Такосом, чтобы тот не сгружал рулона. И Такос сумел вывезти его из порта, что для него, старого шофера, знакомого со всеми сторожами и дежурными в порту, не было непосильной задачей…
Пятнадцать минут спустя наборщик Заимис взял в руку верстатку, а печатник Маркис приготовился пустить свой станок.
* * *
«Пусть они скажут наконец, что мне делать, — думал Галинос, — или пусть Нью-Йоркский институт по проблемам коммунизма заплатит мне за годы, которые я там зря проторчал! Позади были ужасные дни…»
В то утро, когда выяснилось, что пропал рулон бумаги, Цоумбос устроил ему дикую сцену. «Новомодные идиотские выдумки» и «кретины со своими идеями» еще самые мягкие его выражения. Не будь Галинос единственным человеком, с помощью которого Цоумбос мог заполучить Карнеадеса, шеф полиции немедленно выдворил бы его в Афины.
Два дня спустя Карнеадеса арестовали. Ну и болван же он: самолично явился в Арецу и с сияющим лицом поблагодарил его за бумагу. Эх, схватить бы пистолет и выпустить в него всю обойму!
«Не надо, Х211, не надо никаких сантиментов, это должна быть твоя последняя ошибка, — говорил себе Галинос, — или можешь поставить крест на своей карьере. Э-э, что значит «поставить крест»? Кто влез в это хозяйство с руками и ногами, тот не может уйти просто так, стать коммивояжером и продавать пылесосы или холодильники. Крест могут поставить на его могиле!»
