Души воров | страница 10



Семен аккуратно вынул из мешка драгоценности и начал приводить в порядок потревоженные останки девы.

Он решил извиниться перед ней, вспомнив, как мать извинялась за согрешения перед иконой Спаса.

Семен выложил в прежнем порядке кости.

Некоторые из них выкопал из отвала и, вытерши, пристроил на место.

Затем одел на череп венец с птицей-змеей, на шею - бусы с девятнадцатью заточенными в них душами, на запястья - массивные браслеты. Поправил зеркало и поставил в головах, между зеркалом и венцом, почти оплывшую свечу. Пламя отразилось в мутной зеркальной поверхности расплывчатым двойником.

Затем Семен встал в ногах, низко поклонился и сказал:

- Прости нас, вещая дева Соломифь. Мы не хотели нарушить твой покой. Оставляем твои богатства - они нам не нужны. А ты отпусти нас.

Раздался хрип - это смеялся замусоренными легкими Угоняй. Смех его перешел в выворачивающий кашель, потом снова в смех, снова в кашель.

Семен примерился и ударил его по лицу.

Угоняй смолк и, взглянув ничего не выражающим взглядом, произнес:

- Не выйдет. Ты еще не понял? Мы землю копаем, а она сверху снова насыпает. Так до бесконечности можно будет ковырять. Но до бесконечности не сможем - от жажды сдохнем. Так что садись - мы уже не люди, мы шарики на бусах.

Ты дурак, - ответил Семен, стараясь придать голосу беспрекословность и уверенность. - Мы копаем быстрее, чем она насыпает. Она же бестелесная подумай сам. Мы сможем пробиться на поверхность. Я верю, и ты должен верить. Гасим свет - и за работу.

...Чернота. Тишина, усталое дыхание.

- Семен...

- Чего?..

- Помру я сегодня.

- Заткнись.

- Нет, верно, помру. Мне сейчас девка та, нерусская, опять приснились. Она улыбнулась, а губы у ней в крови и меж зубами волоконца мяса застряли.

- Не дури, докопаем.

- Семен...

- Чего еще?

- Прости, что я тебя по все это втянул.

Ладно мое дело воровское, а тебя охмурил напрасно. Прости, а?

- ...

- Семен, не молчи. Я ж тебя перед смертью прошу.

- Ладно тебе. Я сам виноват.

- Спасибо.

- Чем про смерть брехать, лучше вставай, копать надо. Немного осталось, скоро воля. Интересно, день там или ночь?

Угоняй зашебуршал в темноте. Лопата звякнула о камень, сверкнула высеченная искра. Они поднялись и ткнулись в недорытый лаз.

Они не знали, сколько уже времени работали не покладая рук, как черви буравя землю. Они потеряли направление в теле бугра.

Угоняй, ослабший телом и духом, работал вяло, постоянно впадая в безразличие. Семен бил его по щекам, материл и брал трудную часть работы на себя. Но и сам он отупел, исполнял работу словно механизм, роющий и роющий землю в узкой норе. У него оставалось одно действие - рыть, и, казалось, даже жажда и пыль, иссушившие внутренности, уже не вольны над его телом.