"В общем, много чего обещал", — подумал профессор.
Все это долгое время документы эти хранились в надежнейших банках Лондона, а потом — Петербурга. И вот!..
— В газетах писали, — все не умолкала студентка, — лорд Чарльз про горы этого золота говорил. Золотые горы. А в банке карта — где золото искать и именно сегодня ее и отдадут. Так интересно! А вы такое говорите… Берестяные грамоты.
— Газеты-интернеты. — Профессор о чем-то задумался. — Вы не знаете, девушка, современные приборы позволяют такое… Всю нашу Землю прощупали полностью, со дна морей последнее достают. Хорошо, если где-то ненайденного золота до килограмма осталось. Кончилось все золото на Земле. И кладов давно нет. Вы на каком курсе?
— На втором. Перешла. — Диана с надеждой пододвинула к нему зачетку.
— К вопросам-ответам мы так и не приступили, и я вижу, что нет смысла. А еще добавлю. В жизни никаких приключений не бывает. А то, что вы, видимо, имеете в виду под приключениями — дело трудное и скучное. Сталкивался.
Девушка, не скрывая недоверия, хмыкнула:
— Трудности — это ерунда.
Мгновенное огорчение в зеленых глазах уже сменилось на обычную, видимо, безмятежность:
— Ну и ладно!.. Потом сдам. Мне надо ехать — я с подругой договорилась по маркетам проехаться.
— Понятно. Не над учебниками же сидеть.
— Ой, Платон Сократович, а можно я прямо в окно?
Профессор пожал плечами:
— Ну, почему же нет. Пожалуйста, если торопитесь.
Диана двинулась к окну, почему-то осторожно наступая на малиновый с неестественно длинным ворсом ковер на полу, будто не замечая, что он ненастоящий, виртуальный. Иллюзия, наведенная специальной аппаратурой. По правде говоря, все это вокруг было только стилизацией под английскую викторианскую эпоху, и балки на потолке не из дуба, а просто пластик. Звуки колокольчика и часов — тоже электронный муляж, и книги не настоящие, не кожаные и вообще не книги, а имитация — стена из того же пластика.
Окно, к которому они подходили, автоматически открылось, псевдодубовая рама поднялась вверх. И будто кончился девятнадцатый век. В открытое окно пахнуло теплом. За ним был век двадцать второй. Мир другого цвета: не темно-коричневый, как по эту сторону, а цветной, пестрый. Полупрозрачные пластиковые флаеры, словно цветные пузыри, будто бы неторопливо ползли по земле и по воздуху. Опытные городские прохожие бесстрашно сновали между ними. Люди, полулюди и не люди вообще плавно плыли в воздухе, поднимались и опускались, как листья осенью, поддерживаемые гравитаторами. Шум, издаваемый транспортом, был негромким: гудение, потрескивание, звяканье, но все это сливалось в один плотный фон.
