Жизнь – это кино. Я сохраняю все шмотки, сопровождавшие меня в определенные моменты жизни, это дарует мне право пересматривать их, сидя на полу в моей гардеробной под кровом плечиков и воспоминаний, я перекручиваю пленку, замедляя кадры.
Когда-то давно я мечтала о том, чтобы стать продавщицей в бутике Шанель (или короче: попытка встать в строй).
Девочкой я мечтала стать продавщицей в бутике Шанель, приблизиться к миру стильных, броско одетых женщин, жить в ритме сменяющихся коллекций, среди новинок, приливов одежды, в этом запахе свежести, оберточной бумаги, новых, не надеванных платьев, готовых пережить прекрасную историю.
Обожаю истории; каждый раз, когда я переодеваюсь в новое платье, жизнь моя обогащается, наполняется опытом» я обретаю роль, я становлюсь героиней.
Стиль Шанель жестко структурирован, здесь строгость совершенно вытесняет фантазию. Это воплощение моральной и интеллектуальной дисциплины, ничего мне не говорившее в ту пору, сформировало мой первый жизненный опыт, что я осознала лишь позже. Мне захотелось стать продавщицей в бутике на рю Камбон (и к счастью, меня туда взяли).
От униформы к желтому костюму из органзы и буклированной шерсти
Каждое утро на протяжении шести месяцев, четырех дней и трех часов я переодевалась в униформу: плиссированная юбка из черного шелка и блузка с галстуком из розовато-бежевого крепа, вокруг шеи – нитка барочного жемчуга в один ряд, никаких серег, черные босоножки с грифом Коко Шанель (СС – Coco Chanel).
На рю Камбон, 33, работают двадцать продавщиц, всецело преданных этому стилю одежды, исключение составляет мадам Ламарк, директриса бутика, которая имеет право носить двухцветный кардиган, где на каждой пуговице инициалы Мадемуазель, и вторую нитку жемчужных бус. Другое исключение – ее коллега Бернадет: у нее довольно округлые формы, и складки юбки приоткрываются на животе и ягодицах, что явно подчеркивает различие.
Как сделать, чтобы тебя заметили, как быть любимой в этой безликой одежде, когда ты так подавлен,– возможно ли это без усилий и приманок, без призывов, без воланов, без брючных костюмов, без искорки бунтарства, призванного просигналить всему свету, что я существую?!
Утром мне стало дурно. Должно быть, силы мои были на исходе, я оказалась на грани нервного истощения. Да, у меня внезапно возникло ощущение, что на мне надета смирительная рубашка; наиболее наглядно неприятный симптом жертвы выступил у меня на коже. В следующие пять минут я приобрела сходство с панцирем вынутого из кастрюли омара, мое лицо, руки, ноги, открытые и прикрытые одеждой части тела распухали на глазах, я больше не могла сопротивляться подступающему удушью, асфиксии, каждодневному потопу, вселенскому наводнению. Повязанный вокруг шеи галстук налился тяжестью, сдавил шею, едва не удушив меня; мои губы сомкнулись, в ноздрях защипало, они перестали воспринимать воздух. «Шанель №5» и «Шанель № 19». Затем склеились веки. Я скорее предпочту отсутствие света, мир теней убийственной монотонности, мошенничеству организованной гомогенности, милитаристской тупости, осмеливающейся использовать слово «престиж» применительно к униформе; униформа – это идиотизм, удушающий не хуже углекислого газа; она галлюциногенна, как некоторые разновидности грибов, убийственна, как война, к которой взывает эта форма. Мода должна быть непредсказуема как жизнь. Меня стерло с лица земли непредвиденной катастрофой, мой сердечный ритм совершенно разладился. Униформа скучна до смерти.
