Птичьи крики заставили его поднять взгляд от бумаги.
Внизу, на рисовых полях, отделявших его от реки, крестьяне привязывали длинные тростинки к лапкам сотен маленьких скворцов. Птицы протестующе кричали. По сигналу скворцов отпустят в небо, чтобы тростинки, гремя под ними, отпугивали демонов, которые могут погубить только что посаженный рис.
Конфуцианцу захотелось рассмеяться.
«Приближаются демоны куда страшнее тех, которые угрожают вашему рису», — подумал он и добавил вслух:
— И этих демонов не отпугнуть дребезжанием глупых тростинок, привязанных к птичьим лапкам.
В ответ в его мозгу запел древний голос, и он понял: это предки призывают его выполнить клятву, которую давным-давно они дали на далекой Священной горе. Если он отдаст этот долг, все переменится.
Цзян
Цзян осторожно слезла с толстого потного торговца и надела шелковое платье. В душной, жаркой спальне плавал запах опия. Она открыла ставни в комнате на третьем этаже, и на секунду ей показалось, что опий все еще не выветрился из головы и вызывает галлюцинации. Но это ощущение быстро прошло. То, что она увидела, было реальным. В реку Хуанпу входил огромный военный корабль, задрапированный белыми полотнищами. Цзян схватила со стола кожаную сумочку и бросилась вниз по лестнице.
На утренних улицах уже кипела жизнь. Золотари проворно собирали красные ночные горшки, выставленные у порога каждого дома, и опорожняли их в свои чаны. Вторая группа быстро ополаскивала горшок и возвращала его к тому порогу, от которого его взяли. Цзян знала: хотя профессия золотаря считалась самой презренной, ее представители получали весьма щедрое вознаграждение. По этой причине семейство Цзян всегда выдавало первую дочь за юношу из клана Чжун, под контролем которого находилось это прибыльное дело.
Но сейчас Цзян радовалась тому, что ветер дует не со стороны чана золотарей, а наоборот.
Она завернула за угол и наткнулась на уличную торговку благоуханными «императорскими яйцами».[21] Торговка посмотрела на нее рыбьими глазами, а потом заткнула грязным пальцем одну ноздрю и смачно высморкалась. Зеленая сопля шлепнулась на землю в нескольких дюймах от горшка с яйцами.
— Мимо, — хмыкнула торговка. — Ну и как, большое у него было копье? — спросила она с невинным видом.
— Оно проткнуло бы тебя насквозь, старуха, — огрызнулась Цзян.
— Только если бы он вошел в темный переулок. В священном лотосе я могу принять в себя жеребца.
Она засмеялась собственной шутке и снова высморкалась. На сей раз сопли угодили в горшок.
