Моника отложила книгу.
– Ночь застыла для тебя?
Хороший вопрос. Спустилась ли ночь моей жизни? Или остановилась сама жизнь? Я не ответил.
– Мне нравится ночь, – продолжала она. – Так чудесно бродить по городу ночами. А день всегда будет сменяться ночью?
Еще один забавный вопрос. До каких пор судьба будет одаривать нас такой радостью? Я задумался, поглядел на мокрую крышу и опять промолчал.
Она подняла на меня свои большие зеленые глаза.
– Ты здоров? Я тут уже целых два часа, а от тебя только стих услышала. Что-то ты сегодня хандришь.
Я в самом деле хандрю? Мне захотелось ей ответить, но слова не находились. Возможно, я хандрил, но и она была не в лучшем настроении.
В целом мы походили друг на друга и были едины в осознании собственной ненужности на этом свете. Если бы мы вдруг исчезли, ничего бы не изменилось и никто не стал бы горько плакать. Если бы умерла она, горевал бы один только я.
Не сдержавшись, я поделился с ней этой мыслью.
– Ничего подобного. Малу тоже бы горевала.
– Возможно, но очень недолго. А вот по мне вообще никто не заплачет, – как-то устало, по-стариковски промямлил я. Хандра и вправду меня одолевала.
– Я-то уж конечно не заплачу, – сказала она с деланым равнодушием, – но ты забыл о Франсисе.
– О да, Франсис, мой старый добрый друг, мой брат по несчастью. В день моей смерти он хорошо напьется, и его скорби хватит на целую неделю.
– И твои дочки тоже будут горевать.
Я вспомнил о своих дочках-близнецах, Марии Исабель и Марии Фернанде. Сколько же времени я их не видел? В водовороте собственных жизней они наверняка забыли отца.
«Где-то они теперь живут? – подумалось мне. – В Майами, Нью-Йорке или Лос-Анджелесе?» Из их последних писем, полученных несколько месяцев назад, я узнал, что Мария Исабель отправляется в Нью-Йорк со своим вторым мужем, а Мария Фернанда работает в Сан-Франциско и хочет переехать в другой город, в Майами или в Мехико, где обитает Бэби со своим четвертым мужем, богатым мексиканцем.
– Ты всегда был такой хмурый? – Моника села рядом со мной, обняла за плечи. – Каким ты был раньше? – Ей очень хотелось проникнуть в мои лабиринты. – Ты очень мало рассказал мне о своем прошлом, о Бэби, о дочках. Я так много говорила о себе, а ты все секретничаешь, – ласково шепнула она.
Однако я, когда был трезв, закрывал рот на замок, и она это прекрасно знала.
О чем мне ей рассказывать? О том, что жизнь моя вдруг превратилась в одно сплошное болото, которое при каждом движении затягивает меня все глубже и глубже? Нет, никогда. Разве что рассказать о чем-нибудь маловажном, мимоходом – кое о чем. Но не более того.
