* * *
Однажды утром директор вызвала методиста к себе, распорядившись, чтоб был принесен конспект вступительного слова к готовящемуся в “Художественном” акту: встрече деятелей кино со зрителями.
Внутренне трепеща, потому что “слово” представляло мешанину надерганных из статей в журналах “Искусство кино” и “Советский экран” фраз, малышка, негодуя на беспутную Лизку, не удосужившуюся оставить после себя образцов методологического творчества, заперла свой кабинетик и, перейдя гулкое фойе с освещенной лампионами Венерой, зацокала копытцами по лестнице, ведущей в директорские чертоги.
Оказавшись наверху, она постучала в дверь, распахнула ее и вошла. Раиса Григорьевна восседала за столом в платьице, расшитом малиновыми кленовыми листьями…
Она была не одна. Подле стола, в изрядно потертом уже кресле, находился исполнитель популярных лет пятнадцать назад ролей в кинофильмах о комсомольцах, посреди дебрей объясняющихся друг другу в любви, с честью выдерживающих испытания и красиво носящих сверкающие на солнце сапоги.
Они приезжали довольно часто, по линии известного Бюро, киногерои минувшего. Прием гостей был отработан в “Художке” до мелочей. Кидался клич, и кассирши, бухгалтерша, киномеханики, методист, уборщицы, художник, сантехник — короче, весь коллектив кинотеатра во главе с директором устраивал в складчину обед для приезжих. Выступив перед зрителями, деятели киноискусства, оказавшиеся в отрыве от домашнего очага, кушали первое и второе, десерт, пили чай, рассуждая, кто подлее и талантливей — Андрон Кончаловский либо его брат Никита Михалков…
Душка-комсомолец, ни капли не постаревший, в кожаном пиджаке, обжигаясь, пил чай из буфетного стакана с подстаканником, на котором было выдавлено изображение Кремля.
— Здравствуйте, — сказала малышка.
— Здравствуйте, — глядя на нее так, словно это не он, а она была знаменитость, откликнулся актер.
— Познакомьтесь, — окинув обоих проницательным взглядом, подала голос директор. — Это — Георгий Львович. А это, — она назвала имя малышки, добавив: — наш методист…
— Очень приятно, — красивым негромким голосом произнес Георгий Львович.
Вручив загремевшей браслетами Раисе Григорьевне испещренные машинописью листки, малышка вылетела из кабинета на розовом облаке.
* * *
Вскоре по местному беспроволочному телеграфу передали: “Низкошапский обалдел от малышки…”.
Была зима, и на стареньком “уазике” управления кинофикации методист моталась с делегацией из кинотеатра в кинотеатр. В “уазик” набивалось полно актеров и актрис. Большинство — пожилые, отягченные многими заботами люди, в поисках заработка забравшиеся в Сибирь. Выдыхая пар, они пошучивали, переговаривались, стараясь приободрить и разогреть друг друга перед предстоящим в тысячный раз лицедейством.
