Разговор уже шел на бытовые темы, уже собрались расходиться, и реб А.К. сиял от радости, что все сошло так гладко, а я вдруг ни с того ни с сего спросил, тупо глядя в потолок:
— А вы не могли бы в двух-трех словах сформулировать идеологию иудаизма?
Реб А.К. что-то сглотнул и просверлил меня черным глазом насквозь. Такой пакости под занавес он, видимо, не ожидал, он уже почивал на лаврах и никак не мог собраться.
— Конечно, — наконец небрежно сказал он и начал собирать бумажки в дипломат, — это любовь к ближнему.
Я никак не мог оторваться от завитушек на потолке и очень печально изрек:
— А вот вся мировая философия утверждает, что идеология иудаизма — это освещение жизни.
После этого он не стал со мной здороваться за руку.
— Он не еврей! — раздался вопль под сводами синагоги. Так эмоционально среагировал на мою бестактность один из участников семинара. Конечно, подрывать авторитет учителя — это верх бестактности и неприличия, но синагога оказалась единственным местом за всю мою жизнь, где меня обозвали “неевреем”, за стенами этого здания все было наоборот.
Интересно, кто же я такой?
Миньян — это когда собираются десять мужчин старше тринадцати лет (ограничение только по нижнему пределу) и могут спорить до хрипоты на любые темы, но в первую очередь — на религиозные.
Меньше десяти человек — это не миньян, а черт знает что, и такое сборище законной силы не имеет.
Реб А.К. — наш вождь, учитель и персона номер один; он член раввинского суда и имеет свой кабинет, где мы зачастую и собираемся.
Зуня — наш староста, милейший человек, от Бога одаренный педагогическим талантом. Он по профессии модельщик, работает на фабрике протезов.
Минаше — его брат, инженер-программист, умница и добряк, я с ним сразу подружился. Живем мы с ним в одном спальном районе, и когда едем домой, то никак не можем наговориться.
Бронислав — бывший военный.
Отари — серьезный молодой грузин.
Леонид — человек, у которого бывают видения.
Стаc — беженец из Чечни.
И я — пенсионер.
Еще два-три человека приходят и уходят, не оставляя следа. Короче, регулярно не хватает одного человека, а это незаконно.
И тут нам повезло. Прибился в нашу группу какой-то неопрятный дед, сказал, что сам он русский, но без евреев жить не может и жаждет с нами выучить язык. За те два-три месяца, что он крутился возле синагоги, он так и не освоил алфавит, но, поздоровавшись, как пропуск, всегда вытаскивал его из кармана и спрашивал, как называется первая буква.
