И что интересно, внешне и в общении наши пьяницы такие же, как и все люди, не злодеи, не монстры — простые симпатичные мужики.
Вот обокрали меня, пропились, через неделю приходят, как ни в чем ни бывало, здороваются за руку, смотрят в глаза, как, мол, жизнь, спрашивают, дай закурить, нет ли выпить чего? 0бычный доброжелательный с юмором уровень общения, как у нас с Цветовым.
Они как бы говорят: а чего стесняться? Украли по пьянке, продали по пьянке, халтуру лепили по пьянке, ну чего не бывает?
Вот если бы трезвые такое натворили, то это грех, а с пьяного какой спрос, пьяный не виноват.
Пьяница в России то же, что корова в Индии.
Тетя Шура, местная праведница, она же крепостница, имея в виду ее суровость по отношению к мужу, дяде Коле, узнав, что я развелся со второй женой, переполошилась не на шутку.
— Да что это тебя угораздило, такая женщина хорошая, я ее очень жалею. Тебе жениться надо, Вовунчик, — решительно прошамкала она, — негоже мужику одному. Верно, Коль? Вот я помру скоро — помаешься один.
Им обоим под семьдесят, старые и больные люди, без зубов, она мучается ногами, а дяде Коле в прошлом году отняли желчный пузырь. “Скорая” не могла доехать до деревни, так его с жесточайшим приступом каменно-желчной болезни три километра трясли в тракторной тележке. Ничего, выжил и даже бросил курить. Тетя Шура женщина крупная и сильная, я видел, как она косит и таскает на себе траву, перекинув веревку через плечо, а дядя Коля маленький, еле достает ей до плеча. Он мастер на все руки; что косу отбить, что по плотницкой части — все мигом сделает и улыбается довольный. Хороший характер!
— Есть тут в Березниках одна женщина, — говорит тетя Шура, — аптекарша, не простая, как раз под тебя. Схожу-ка я завтра за хлебом. А ты когда пойдешь в магазин?
— В субботу.
— Ну и ладно, — соглашается она.
Я и забыл об этой болтовне. В субботу утром по непролазнейшей грязи тащусь в Березники за белым хлебом. И повезло: купил три батона, на неделю хватит.
В магазине никого нет, за мной, пока я разглядываю витрины, пристраивается такая плотная бабец, лет эдак шестьдесят, может, с гаком и так игриво на меня косится.
— Это вы что ли один живете в Верзине? — спрашивает продавщица.
— Да, — говорю.
— А вот у нас женщина, тоже одна. В аптеке работает.
— Вдова, — говорит о себе в третьем лице аптекарша, — баба-огонь.
— Нет, говорю я, — с меня довольно. Я этот номер уже дважды проделал, теперь сыт по горло.
