– Ого, – восхищенно сказал старший, когда, вывернув карманы, на стол легли четыреста рублей. – Хорошо у вас направляют в командировку.
– Какую? Заехал в древний город, Волгу посмотреть.
– И что, посмотрели?
– Вы же не дали.
– А кто здесь из знакомых есть?
– Вот, к профессору Ковнеру сходил в гости.
Бессмысленно было ломать дурочку, когда взяли сразу после визита.
– А откуда знаете друг друга?
– Так и он, и я – «отказники».
– И у кого еще были?
– Больше никого в городе не знаю. Приехал утром на денек проветриться. Кремль посмотреть.
– А где билет, если утром?
Формально это был не допрос. Никаких протоколов не вели и не грубили.
– А зачем мне его хранить? Была бы командировка, как вы сказали, был бы и документ, чтоб отчитаться. А так не перед кем.
– Пошли, – устало закончил старший. – Мы сейчас возьмем вам обратный билет в Москву.
Он посмотрел на крепкую пачку рублей на столе.
– Из ваших денег. И проводим, как родного.
– Могли бы купить из своих, – обнаглел я. – Город-то я так и не увидел.
– Поговори еще…
До ближайшего поезда было часов пять. Все это время мы с ним сидели в зале ожидания. Одного из его парней я видел неподалеку. Иногда мы выходили на улицу, но со стороны перрона, уже в глубокую ночь, покурить. Спать все равно не хотелось.
– Дернетесь, только хуже будет, – предупредил он. – По месту жительства сообщим, что в вашем городе слишком шустрые ребята живут. Займутся.
– И правильно, сообщите. Наоборот, напишите им, что дергался. Зачем я им такой нужен? И мне, и им не надо. Пусть отпустят скорее.
В вагон они со мной не заходили.
– Смотри, – неожиданно сменил тон старший. – Если посчитаешь себя самым умным, пересядешь в другой поезд и вернешься назад, то…
– То что?
– Ноги переломаем.
Я притормозил.
– Зубы важнее.
– Это почему?
– А как улыбаться?
Один человек мне сказал, что любит жизнь.
– А кто не любит? – ответил я и подумал: «Но не всем нравится жить в этой жизни…».
(УКРАИНА, 1983)
Один человек мне сказал, что нет в жизни счастья.
– А где есть? – спросил я и застыдился.
В нашей камере было тепло и мерзко. Маленькое окошко почти под потолком выходило в никуда. В будущее. Шконка, или общие нары, похожие на деревянную эстраду в сельском клубе, располагали к воздержанию. А скупой модернистский интерьер оживлял только ржавый унитаз за бетонной перегородкой да вечный огонь придушенной «лампочки Ильича» над железной дверью с амбразурой запечатанной «кормушки».
Это был мой первый опыт пребывания в местах не столь отдаленных от тех, кто так думает. Точнее, почти второй.
