В двенадцатом часу | страница 47



— Вы считаете меня гораздо лучшею, чѣмъ какова я въ действительности. Да, было время, когда душа моя была богата, была обременена богатыми дарами — но теперь не то. Я узнала, что свѣтъ имѣетъ только насмѣшку и презрѣніе для любви, и въ самыхъ счастливыхъ случаяхъ только равнодушіе. Такъ для чего же намъ дана эта драгоцѣнная жемчужина, цѣна которой непонятна для всѣхъ? Обмѣняйте эту жемчужину за мѣшокъ мѣдныхъ денегъ и раздавайте ихъ полными пригоршнями людямъ. Ваша заслуга предъ человѣчествомъ будетъ гораздо выше.

— Но я не нахожу, чтобы вы сами слѣдовали такому правилу въ жизни. Напротивъ. Пошлая бережливость, которая доставляетъ дружескія отношенія со всѣмъ міромъ, для васъ ненавистна. Для толпы вы холодны и горды; ваша холодность отталкиваетъ, ваша гордость оскорбляетъ.

— Потому что я напиталась лицемѣріемъ до пресыщенія; потому что я не считаю людей достойными, чтобъ для нихъ принимать на себя столько труда. Я никого не люблю, никого въ цѣломъ мірѣ, и потому не хочу носить личину любви.

— Вы никого не любите? А ваши дѣти?

— А они развѣ любятъ меня? Не утѣшились ли бы они чрезъ двадцать четыре часа — что я говорю? опечались ли бы они даже, еслибъ я сейчасъ бросилась въ воду? Истинно, они даже не спросили бы обо мнѣ, еслибъ и спросили, такъ ихъ сейчасъ же можно бы утѣшить обѣщаніемъ подарить новую куклу или лошадку.

— На то они дѣти, а потому нельзя этому и удивляться. Дѣтей мы любимъ не потому, что они насъ любятъ, а потому, что они нуждаются въ нашей любви.

— Мои дѣти даже и въ любви моей не нуждаются, сказала мистрисъ Дургамъ: — они очень богаты и потому въ ихъ жизни всегда найдутся сотни рукъ, которыя будутъ имъ угождать.

— Но не будетъ сердца, которое ихъ любитъ. О, какъ бы мнѣ хотѣлось, чтобъ вы знали мою мать! Она могла бы все вамъ передать, что я желалъ вамъ сказать и что отчасти не смѣю, отчасти не умѣю выразить вамъ.

— Вы очень любили свою мать?

— Какъ и она меня. Я понимаю, чѣмъ можетъ быть мать для своего сына, чѣмъ можетъ быть сынъ для своей матери. Мать моя была несчастна, какъ и вы, но по такой ли причинѣ — не знаю, не хочу и не смѣю знать. Она любила моего отца съ такою силой, что смѣло разорвала преграды, указанныя обществомъ для нашихъ страстей, и все принесла на жертву своей любви: свое доброе имя, свое спокойствіе. Бѣдная! она презирала игру. Выигрышъ не имѣетъ никакого отношенія съ такою ставкой.

— Вашъ отецъ не стоилъ вашей матери? спросила мистрисъ Дургамъ, и ея голосъ дрожалъ.