— Я вас не понимаю.
— Не стройте из себя идиота!
— Я на самом деле не понимаю.
Берг вздохнул. Он выглядел совершенно измученным. Новый порыв ветра поднял пыль с дороги.
— Пока пресса еще не поместила всю эту историю на первые страницы, но это лишь вопрос времени. Местные газеты уж точно вцепятся в эту тему.
— О том, что Эриксон пропал?
— О том, что он подрался с мальчишками, которые рисуют свастику.
— Этого я не знал, — сказал Форс. — Что это за мальчишки?
Берг понял, что сболтнул лишнее.
— Я точно не знаю, но пацаны в этом возрасте всегда выдумывают много всякого дерьма. И в большинстве случаев не стоит придавать этому большого значения.
— Нурдстрем рассказал что-нибудь о тех парнях, с которыми поссорился Эриксон?
— Нет.
— Точно?
— Да. Мне пора. Но мы с вами еще поговорим. Мы стремимся к тому, чтобы этот район стал привлекателен для туристов с континента. Пока нам все удавалось. — Берг нагнулся к Форсу и сунул руки в карманы куртки. — Вы понимаете, что никакие Фриц и Ута из Берлина не захотят приехать сюда порыбачить со своими ребятишками, если пройдет слух, что у нас тут хозяйничают нацисты?
— Вот как?
Берг покачал головой:
— Никто сюда тогда не приедет. Пока!
Согнувшись против ветра, он исчез в здании правления. Форс вернулся к Нильсону. Тот мыл посуду.
— Я поехал.
— Я позвоню, если что, — ответил Нильсон, не поворачиваясь.
Форс проехал мимо парковки с указателем на тропинку вдоль Флаксона. Ветер задувал в маленький «гольф» и обсыпал салон елочными иголками. Через некоторое время Форс выехал к желтому дому с синим почтовым ящиком. На ящике большими буквами было написано «Эриксон».
Форс подъехал к гаражу, остановил машину и вылез. Он подошел к дверям. Открыла женщина с коротко остриженными рыжими волосами, в джинсах и шерстяном свитере. Она сложила руки на груди и поеживалась, как будто от холода. Несмотря на то, что хозяйка дома была в сабо, она едва доставала Форсу до подбородка. Они поздоровались за руку.
— Харальд Форс.
— Анна.
Они прошли в дом и оказались в большом светлом холле, оклеенном белыми обоями. На полу лежал лоскутный коврик, стены были украшены фотографиями в рамках: мальчик и девочка. На одном снимке дети сидели в ялике, девочке года три, мальчику около пяти. На другом те же дети, но уже постарше, стояли на лыжах на фоне норвежских гор. Третья фотография, видимо, была сделана на Средиземном море: дети выглядели сильно загоревшими.
Форс снял ботинки. Анна Эриксон остановилась на пороге гостиной.
