, ходили по некоторым барам, где, как мы знали, играли на деньги, и выдавали себя за полицейских. У нас был опыт внезапных вторжений и проверок документов: мы-то хорошо знали, как это происходит. Имя, фамилия, конфискация игральных карт и денег. Еще лучше было, если в баре имелся запасный выход: при одном только опасении, что их могут застукать легавые, все моментально смывались. Вот тут можно было вовсю позабавиться и ни с кем при этом не воевать: игроки был народ простой, ничего не представлявшие собой люди, а бары не имели «защиты». Один раз на столе осталось почти восемьсот тысяч лир. Таким образом, деньги, которые я откладывал про запас, все росли.
А кроме того, тратил я мало. Мне приходилось видеть таких же парней, как я, которые за один вечер спускали столько, сколько я зарабатывал за месяц. На это я был неспособен. У себя дома, в своем селении, я слишком хорошо знал черную нужду. А кроме того, у меня при одном воспоминании о бегстве из Корлеоне все еще тоскливо сжималось сердце. Если мне когда-нибудь вновь пришлось бы бежать, то, имея кое-что в загашнике, было бы куда легче прятаться и куда удобнее жить столько времени, сколько бы ни пришлось скрываться.
Но все-таки я купил машину, голубую «600», в хорошем состоянии. Как мне объяснить, что значила машина для крестьянского сына, который всего каких-нибудь десять лет назад спал в хлеву и довольствовался на обед луком с солью? Я мыл машину через день, и, когда под любопытными взглядами парковал ее перед баром, мне казалось, что я не хуже Кавалера, когда он приезжал на усадьбу в Пьяно ди Маджо.
Единственно, чего я не мог сделать, это показаться в ней в своем селении. Отец и так уже расстроился, когда я заявился домой разодетый по последней моде. Что же с ним будет, если он увидит меня на такой машине? У нас в селении автомобилей было уже немало: у служащих коммуны,[42] больницы, лотерейной конторы. Но там для всех я до сих пор все еще оставался крестьянином, сыном своего отца. На дворе, где стоял наш дом, автомобилей еще никогда не видывали. Что скажут люди?
Что касается меня лично, то мне на это было наплевать. Однако плевать-то на это я мог в Палермо. Но никак не в своей деревне.
Поженились мы в Чефалу́. Не в моем селении, потому что ехать туда слишком далеко от Палермо, а кроме того, мать стыдилась, что дом у нас такой маленький и жалкий. И не в селении Нуччи, потому что там никогда еще не было видано, чтобы жених приезжал играть свадьбу на родину невесты, и неизвестно, что могли подумать люди. Уж так там принято, а на Сицилии в каждом селении свои обычаи.
