— Ну что ж, пойдемте? — обратился он к хозяину нарочито непринужденным тоном. — Как нам пройти к этому стогу?
И, не дожидаясь ответа, взглянул на Зоську.
— Выпила?
Она кивнула, да, мол. И тут же просяще взглянула на него.
— Еще немножечко осталось, — шепнула она, — выпей…
Анджей, не ответив, снова повернулся к хозяину. Тот стал подробно объяснять, что стог-де находится за овином, на самом краю луга. Впрочем, он сам намеревался отвести их туда.
— Тогда пошли! — поторопил его Анджей.
Схватив лежавший на полу рюкзак, он закинул его на плечо, Зоська тоже торопливо начала собираться. Кружку со злосчастным недопитым молоком она поставила на краешек плиты.
— Спасибо, — успела она еще шепнуть хозяйке.
— Не за что, — ответила женщина.
И при этом внимательно поглядела на Зоську, сочувственно и в то же время насмешливо. Зоська попробовала улыбнуться ей, но только жалкая гримаса скривила ее губы. Окончательно смутившись, она направилась к двери, где дожидались ее Анджей с хозяином. И на самом пороге споткнулась. Женщина в комнате снова засмеялась — на этот раз громко, не таясь.
— Да смотри же ты! — тихо прошипел Анджей.
Он придержал ее плечом и, сильно сжав локоть, подтолкнул к выходу. Еще в сенях преследовал его этот смех, смех красивой, уверенной в себе женщины.
Холод на дворе пробирал до костей, небо было черное, все в звездах. Со стороны шоссе доносился глухой рокот грузовиков, а где-то далеко на горизонте посверкивали ослепительные полосы.
Хозяин вел их уверенным шагом человека, который знает наизусть каждый камень и каждую ямку. Сперва Анджей придерживал Зоську за локоть, но где-то посредине двора убрал руку, предоставив жене идти самой. Впрочем, двор был небольшой, хотя и сильно выбитый. Стог сена находился в нескольких десятках шагов за овином. Место здесь было низкое, роса на траве обильная и очень холодная. Дойдя до стога, крестьянин остановился.
В темноте стог казался огромным, очень высоко темнел на его верхушке покатый, из досок сбитый навес.
— Влезайте, — пригласил их хозяин, когда Анджей встал рядом с ним, а Зоська, прихрамывая и трудно дыша, как раз подходила.
Но Анджею хотелось еще выкурить папироску.
— Справитесь сами? — засомневался хозяин.
— Справимся, справимся, — успокоил его Анджей.
— Тогда спокойной вам ночи. Да заройтесь поглубже, не то замерзнете, ночки-то уж холодные… и с огнем поосторожнее!
— Знаю, знаю, — начинал терять терпение Анджей.
Наконец крестьянин, еще раз пожелав им доброй ночи, ушел. Анджей минуту постоял, угрюмо задумавшись. Потом вдруг стряхнул с себя оцепенение и на ощупь стал скручивать папироску. Отошел в сторону, закурил. Спать совсем расхотелось, усталости как не бывало. Он сожалел уже, что не решился идти дальше ночью. Чувствовал, что заснуть теперь не сможет, а лежать долгие часы в бездействии ему вовсе не улыбалось. «Ох, побыть одному, наконец-то побыть одному», — подумал он. Курил он очень медленно, чтобы хоть немного оттянуть вынужденный отдых. Но присутствие Зоськи, неподвижная тень которой смутно маячила близ стога, портило ему и то мизерное удовольствие, которое он старался извлечь из последней минуты мнимой свободы… Он был уверен, что Зоська смотрит на него и ждет. И наконец не выдержал.
