— Приехали, господин.
Бастиан спрыгнул на землю. Перед ним высилась скалистая гора, похожая на развалины древнего строения, полузасыпанные цветным песком. Горячий ветер давно отшлифовал все выступы и неровности.
— Это и есть мой дворец, господин. И моя могила. Входи, будешь первым и единственным гостем Граограмана.
Солнце уже потеряло свою испепеляющую силу и шло к закату, бледное и остывшее.
Они миновали тёмный коридор и множество лестниц, ведущих то вверх, то вниз. Шаги зверя слабели, поступь теряла легкость. Они подошли к большой каменной двери, она открылась перед Граограманом сама по себе, а позади Бастиана снова закрылась.
В просторном зале, а лучше сказать, в освещённой множеством люстр пещере, где они очутились, лежала ступенчатая плита. Граограман медленно обернулся к Бастиану, его взгляд потух.
— Мой час близок, господин, — сказал он слабым голосом, — и не остаётся больше времени для беседы. Но не беспокойся и жди утра. То, что происходит всегда, произойдёт и на сей раз. И, может быть, ты сумеешь объяснить мне, почему.
Потом он кивнул на маленькую дверь в конце зала.
— Ступай туда, господин, там уже всё готово. Эти покои дожидаются тебя с незапамятных времён.
Бастиан пошёл к двери, но прежде, чем открыть её, оглянулся. Граограман улёгся на плиту и теперь сам стал чёрный, как камень. Еле слышно он прошептал:
— Возможно, ты услышишь шум, не пугайся. На тебе АУРИН.
Бастиан кивнул и вошёл в дверь.
Перед ним была великолепно убранная комната с колоннами и резными сводами. В углу стояла кровать под пологом, в другом углу в бассейне поблёскивала золотистая вода, на столике был накрыт богатый ужин. Бастиан досыта наелся и напился, потом разделся, оставив на себе только амулет, и шагнул в бассейн. Он долго плескался в тёплой воде, нырял и отфыркивался. Ему показалось, что люстры приглушили свет. Он вышел из воды, вытерся и снова оделся.
Вдруг раздался треск, гром и грохот, будто сорвалась и раскололась громадная льдина, и долго ещё слышался постепенно утихающий стон.
У Бастиана забилось сердце, но он вспомнил слова Граограмана, что беспокоиться не следует.
Звук больше не повторился. Но тишина казалась ещё страшнее. Бастиан открыл дверь и заглянул в пещеру. Вначале он не заметил никаких перемен, но люстры едва горели и здесь, потом свет их стал пульсировать — как сердце. Лев лежал в прежней позе и, казалось, смотрел на Бастиана.
— Граограман! — тихо окликнул Бастиан. — Что случилось?
